Евгения Михайлова - Испить чашу до дна

— Он продвинулся. Согласен с обвинением по превышению и причинению вреда здоровью, ждет, чтобы его отпустили адвоката нанять. Готовится обжаловать компенсацию. Считает, что за это не сажают.

— Если с умом выбрать адвоката… Однако. А ты говорил, придурок.

— Да, факт быстрого умственного развития за время пребывания в СИЗО — налицо. И поэтому расставаться с ним как-то неохота. Тем более — Селин пока не в курсе — Масленников почти уверен, что гиря там не лежала много лет до того удачного момента. Он каждый сантиметр прихожей осмотрел. Во-первых, он вообще считает, что для Ольги было характерно — не трогать эту гирю во время уборки, а обмывать ее, так сказать. Если она лежала там годами, естественно, был бы след. Она облупленная, фрагментов краски он не обнаружил. При этом дело, похоже, придется превышением и завершать. В квартиру Селин пускал переночевать на ночь-две людей с вокзалов. Женщины — оттуда же. Говорит, проститутки. То есть вагон неустановленных лиц, ничего проверить невозможно.

— А третья комната чья?

— Бабушки. Она в пансионате для престарелых.

— С ней говорили?

— Собственно, она там уже года три. Вообще-то — да, упущение. Наследники есть, нет… Если нет, Селину вся квартира могла достаться. Слушай, как Ветрова?

— Неважно.

— Так вроде ее выписали в нормальном состоянии.

— В общем, переволновалась из-за Виктора, таблеток напилась, откачивали. Между прочим, Назарова послала меня проверить ее состояние и Осипова.

— С ним-то что?

— Застрелиться хотел из-за истории с дочерью. Собственно, я по его просьбе и заехал. Просит прекратить расследование гибели Валерии. Если, говорит, это сделал кто-то из пострадавших в результате ее телефонных приговоров, он не хочет, чтобы эти люди отвечали.

— Но ты объяснил, что это не метод?

— Слава, я объяснил. Но, если это действительно так, для тебя это дело века. Подозреваемых — множество. Доказать ничего невозможно, сам понимаешь. Висяк.

— То есть тебя клиент с этого дела снимает, и ты советуешь и мне умыть руки.

— Да нет… Я просто передаю его слова. И думаю, что ничего не выйдет. Хотя — мало ли что. Я как раз верю в разрешение безнадежных ситуаций. А дел эта Валерия натворила, конечно.

— Я ничего не понял насчет пуповинной крови. Просто виду не подал.

— Они звонили беременным, которым вот-вот рожать. Говорили, что у центра договор с определенным роддомом, который наверняка существует на самом деле. Устный. А может, и бумага филькина есть. Проверим. Суть вот в чем. Убеждают будущую мать в магической силе пуповинной крови, которую якобы собирают во время родов. Если у ребенка когда-нибудь обнаружат рак или другое неизлечимое заболевание, они из своего банка крови возьмут именно ту, что принадлежит матери, разморозят, — и о-па, чудесное исцеление. Деньги брали наликом. От ста тысяч до двухсот восьмидесяти.

— И кто-то им давал??

— Давали многие. Они доходчиво объясняют. Деньги брала Гукова, возможно, часть действительно отдавала главврачу роддома. Ребята по мошенничеству готовят облаву. Но практически нет сомнения, что никакого банка крови не существует.

— А почему такая разница? У кого-то хуже, у кого-то лучше? Или количество разное?

— Мимо. Отбирали столько, сколько человек мог сдать…

— М-да… И Валерия… Черт, если б я такую дочь родил, может, тоже застрелиться захотел. Кстати, что ему помешало?

— Не что, а кто… Или что… В общем, моя нога. Слушай, здорово получилось, самому понравилось.

— Ну ты ковбой. Тебе положено работать ногами. Так Ветровой совсем плохо?

— Ей не плохо. Ее просто тошнит. Отравилась. А что?

— Как у нее с головой, на твой взгляд? Хочу попробовать поработать с фотороботами. Она ведь кого-то видела в квартире, кто-то выходил из комнаты Селина. Говорила об одной женщине. Вдруг получится к кому-то приложить?.. Какая-то хрень с этой гирей. Хотя, конечно, с таким «оружием» убивать соседку не идут, но…

— Так, может, на то и расчет, что она на обычное оружие не похожа? Знаешь, Слава, Ольга такая рассеянная, впечатлительная, я бы поверил, что она мыла пол и ничего на этом полу не замечала. Кстати, так оно и есть. Я у нее спрашивал: что стоит в прихожей. Она не помнит! А память, как у всех актеров, блестящая. Просто бытовая ерунда — не то, что она хотела бы запомнить. Она однозначно могла не заметить. Комнату она купила у мужчины. Он уехал из Москвы. Мог оставить гирю. Вот то, что Масленников не обнаружил следов, это серьезно. Получается, надо искать.