Валерий Гусев - Выстрелы в ночи

Елкин недавно устроил у себя чаепитие, на которое созвал тех мужиков, кто всерьез решил кончать с вином. Во дворе, у всех на глазах, поставили самовар и сели чаи распивать. Паршутин за калиткой топтался, радовался. "Знаем мы эти чаи. Сперва воды наглотаются, потом молодость вспомнят и рубашки на груди рвать начнут, а опосля все равно кого-нибудь в сельпо пошлют и до утра песняка орать будут", - говорил он всем любопытным прохожим.

Но в магазин не бегали, песен не пели, водки не пили. Разговаривали, Сначала Тимофею слово дали.

- Мне, мужики, первую рюмку папашка - пусть спит спокойно, если может, - поднес, и я ее до своего гроба не забуду. Сколько из-за нее добра мимо себя пропустил, сколько, братцы, хороших минут не дожил.

- Не так уж ты и выпивал-то до поры, - поправил кто-то.

- До поры... То-то и оно. Кабы раньше не выпивал, так, когда меня Зойка бросила, я бы с этой бедой справился, а тут - и запил по-настоящему, вглухую. И совсем под откос пошел. Ни ума, ни стыда не осталось. Считал, вся жизнь кончилась. Был, правда, момент недолгий, одумался почти. Это Евменовна меня поучила. Дурак, говорит, ты, Тимка, я, как старость подходить стала, тоже думала - все, кончилась жизнь, чего уж хорошего ждать. Да нет - в любых годах своя радость и свой смысл есть и до самого конца будут. Мне, говорит, на солнышке погреться, внучонку нос выбить, чайком с хорошим человеком побаловаться, на молодых поворчать - счастье. И просто на белый свет глянуть - удовольствие, светло на душе и спокойно. А твои-то годы какие? Почитай, все еще самое доброе и разумное впереди. Верите - две недели после ее слов в рот не брал жидкого, кроме чая да супа, а потом Зойка письмо прислала, и я обратно срезался. Спасибо Андрюшке - подхватил вовремя и на ноги поставил. Хоть и стыдно было от пьянки лечиться, зато после как вновь народился, будто помыли все вокруг меня - такое чистое и ясное стало...

Это заметно было - Тимофей очень изменился. Исчез стыд в глазах, который он маскировал развязностью и дурачеством, суетливость пропала, степенность и уверенность появилась - и в словах, и в поступках.

Другим мужикам тоже нашлось что сказать, и беседовали долго, друг в друге поддержку нашли и еще больше укрепились. Вот так начал свою "антиалкогольную пропаганду" Тимофей Елкин - наивно, иногда смешно, но настойчиво и упрямо.

Самовар свой они под ветелку перенесли. На сучок знак повесили круг, а в нем красной чертой водочная бутылка перечеркнута. Паршутин со своей гвардией попробовал было отбить ветелку, но чаевники - в прошлом достойные ветераны кулачных боев - хорошо их встретили, дружно проводили. Так что теперь на вечерние беседы вроде очереди установилось, расписание ввели. Правда, знак с бутылкой в удобный момент сбили и далеко забросили. Но это не беда, не в знаке ведь дело.

Тимофей же на достигнутом не задерживался. Теперь он по лесу шастал какую-то народную травку собирал, будто бы очень помогающую от табака и алкоголя, в баньке ее сушил и в заварку добавлял. Сам-то он в ней не нуждался, заботился о том, кто послабее духом.

Андрей уже тревожиться начал - видел, что Тимофей сам себе для поддержки новые заботы ищет, - и решил, не откладывая, Зойку навестить, поговорить с ней.

Как у нее жизнь сложилась, он точно не знал, но по слухам - не очень гладко, не так, как Зойка рассчитывала. Надеяться, что она сама первый шаг к Тимофею сделает, не приходилось - не тот характер, но вот подтолкнуть ее можно было бы.

Жила Зойка на окраине Дубровников, в совершенно деревенском домишке, где снимала комнату. Андрей удачно пришел - Зойку застал, а девчонок дома не было, так что можно было поговорить не спеша, серьезно.

Зойка ему сильно обрадовалась, с односельчанами она связей не держала, по дому, видно, соскучилась и за Тимофея от души переживала. Как Андрей вошел, она ему чуть на шею не кинулась и стала чай собирать.

Андрей огляделся и Зойку пожалел: трудно ей приходилось - в комнате пусто было, всего-то одна кровать на троих и чемодан с вещами.

- Знаешь, Андрюша, - говорила Зойка, - я много тут думала... Это ведь я во всем виноватая оказалась. Тимофей-то - добрый мужик, да и не так уж он шибко выпивал, чтобы нельзя было с ним совладать. Я-то решила, что новую любовь нашла, лучше прежней, думала, счастье мне с ним будет... Ну и заявилась со всем, что нажила, - с дочками. Обрадовать хотела, сюрприз сделать. А он мне всего-то и сказал: "Ты б еще и мужа первого притащила". Вот... Ну куда мне было? Не назад же, с позором. Устроилась кое-как, в столовой работаю. Тимофей-то, верно, после этого как следует и запил.