Лидия Ульянова - Размах крыльев ангела

От бабушки Маша когда-то слышала, что самоубийц церковь отвергает и даже хоронить их заставляет не на кладбище, а снаружи, за оградой.

Старушка пошевелилась, видимо, такая мысль не приходила ей в голову, а Маша решительно продолжала:

– Хотите вы или не хотите, но Зина мне сейчас найдет велосипед, я съезжу за антибиотиками. Лежите пока и привыкайте к мысли, что вы не дикарь какой-то, а богобоязненная женщина. Бог, он все видит, видит, как вы себя истязаете, в гроб загоняете раньше времени. Ишь ты, лечиться не хочет! Лечиться, значит, нельзя, а телевизор смотреть можно?

Маша ехидно повела глазами в сторону накрытого вязаной салфеткой телевизора, вполне современного «Филипса». Маша очень рассердилась – это же надо так наплевательски относиться к своему здоровью, – метала громы и молнии. Гавриловна испуганно смотрела на Машу, как на Антихриста. Зина тоже сробела, принялась оправдываться:

– Вы, Машенька, не подумайте, я столько раз ей говорила. Правильно все, лечиться нужно, ведь в цивилизации живем. У нас многие теперь у врачей лечатся, детей лечат. Старики, конечно, не одобряют, а я так считаю: если пустяк какой, то не нужно к врачу, а если что вправду серьезное… А велосипед я вам дам.

Напоследок Маша решила дожать Гавриловну:

– А не хотите по-хорошему, так я врача вам из Норкина привезу, и он вас в больницу заберет. Хотите в больницу?

Маша села на велосипед и поехала домой потрошить аптечку. Щедро выбрала флаконы с «кефзолом», антисептическую жидкость для обработки гнойных ран, «левомеколь», бинты, одноразовые шприцы, ампулы с новокаином, поливитамины «Витрум».

Весь небогатый врачебный опыт сводился у Маши к лечению соседской собаки Герды, когда та сильно повредила лапу. Собаке требовались ежедневные перевязки и уколы, а хозяйка, бабушкина приятельница, лишних денег не имела. Ветеринар оказался с понятием, подробно объяснил Маше, что и как она будет делать, подбодрил:

– Женщине медицинские навыки всегда пригодятся. А начинать на собаке очень хорошо, ответственности меньше. Собака покладистая, кусать не станет. Да они, бесенята, все прекрасно понимают, когда их от боли избавляют. Все у тебя получится, не бойся.

И вот теперь Маше предстояло лечить живого человека.

Маша ехала обратно и всю дорогу уговаривала себя не бояться, успокаивала себя, что Гавриловна весом и размерами почти как собака Герда, антибиотики ведь нужно по килограммам веса рассчитывать.

Гавриловна покорилась приходу «Антихриста»: безропотно позволила Маше обработать рану, сделать блокаду, подставила маленькую, с кулачок, попу под укол, а Маша все это время беззвучно неумело молилась о том, чтобы не тряслись от страха руки.

На прощание пообещала приехать завтра с утра.

И приехала, как обещала. Гавриловна все так же лежала на кровати. Будто и не вставала.

Маша развязала повязку и радостно заметила, что краснота дальше не пошла и даже, казалось, немного спала. Воодушевившись успехами, она в этот раз более сноровисто выполнила все положенные манипуляции, Гавриловна даже не морщилась.

– А вы ели что-нибудь? – поинтересовалась Мария.

– Ела, – тихо произнесла старуха первую за день фразу, – картошка вареная оставалась, я ее с огурцом соленым…

– Ужас! – отозвалась Маша на это известие. – Вам надо сил набираться, а вы картошку с огурцами. Придется за вас всерьез взяться. У вас деньги есть, а то я не взяла?

Маша отправилась в магазин с потертым кошельком-каблучком, купила две куриных ноги, сварила наваристый бульон. Пока готовила, разговорилась со старушкой.

Жила Гавриловна одна. Мужа похоронила давно, сын единственный утонул шесть лет назад, невестка с внуком уехала в город. Гавриловна, хоть и старая уже, с хозяйством справлялась в одиночку, помощи не просила. Вот только топором неосторожно так промахнулась.

Была Гавриловна старой подружкой Зинаидиного свекра, еще детской, как Маша с Мишкой. Старухой она была образованной, книги в доме держала, большей частью церковные, старые. Пожаловалась, что читать только тяжко, голова быстро болит.

– А давайте я вам телевизор включу, – предложила Маша.

Старуха стрельнула на нее с кровати голубенькими девичьими глазками.

– Паскудство одно, разврат. Да, может, он и испортился. Его после смерти сына не включали.

Маша припомнила, что сына-то нет уже шесть лет. Вот это да, иметь дома телевизор и шесть лет не смотреть!

– А как же новости? В мире столько событий происходит. А вы ведь все равно о них узнаете, только позднее и в десять раз переговоренном виде, перевранном. Службы еще церковные показывают по праздникам, проповеди читают…