Лидия Ульянова: Размах крыльев ангела

Надо двигаться, подстегнула она себя. Хотелось думать, что водитель оказался парнем честным и терпеливо ожидает ее за мостом направо – она хорошо помнила, там можно остановиться. А нет, то и невелика потеря: среди ее барахла ему мало чем удастся поживиться. И вообще, новую жизнь нужно начинать со всего нового.

Только вот с чего же ее начинать?

Хозяин «Пассата» припарковался не доезжая до ресторана-поплавка, ждал. Правда, счел своим долгом побурчать, что за простой неплохо бы и накинуть. Только не на ту напал, той глупо щедрой, восторженно наивной девочки, что покидала город несколько лет назад, больше не существовало на белом свете. Не накинула. Да и с какой стати?

Адрес у нее был записан. Но зачем нужна бумажка, если этот адрес известен с детства? И дом она узнала сразу же. И двор. Сколько же лет прошло с тех пор, как была она в этом дворе последний раз?

Не изменился город – что такое какие-то несколько лет для города, неизменно стоящего на одном месте более трех веков, – не изменилась открывающаяся с моста величественная, никогда не забываемая ею панорама – разве могут испортить вид какие-то там бестолковые рекламные буквы, – не изменился запах – что можно добавить в пряную смесь балтийского ветра, речной воды, нагретого асфальта и автомобильных выхлопов с ноткой аромата пионов, цветущих на Стрелке, – но напрочь изменился знакомый до боли двор. Вход под арку преграждала массивная кованая витая решетка, новодел под старину с кодовым замком и блестящим пятачком для ключа-таблетки. Она достала из сумки связку ключей и, воровато оглядевшись по сторонам, приложила к пятачку забранную черной пластмассой «монетку». С удивлением пожала плечами, когда операция прошла успешно и калитка, украшенная витыми металлическими листьями, услужливо подалась внутрь, давая проход, подхватила свой нетяжелый чемодан и, осматриваясь, пошла через двор к знакомому подъезду. Когда она была здесь в последний раз, грязные серо-желтые стены арки встречали входящего призывными надписями «Туалета нет!», «Виктор Цой», «Зенит чемпион», и помельче – сплошные неприличности, бабушка запрещала читать и вникать, а на самом углу полустертое «Бомбоубежище» со стрелкой. Лампочка в арке раньше всегда отсутствовала по каким-то принципиальным соображениям, а на самой середине пути, возле выступающей словно грибная шляпка крышки люка, традиционно утюжила носки ног выбоина в асфальте. Надписи – ни одной из них не осталось и в помине, и стены были нынче выкрашены в цвет подвявшего салата, – лампочка – почетно угнездилась на положенном ей по штату месте, – крышка люка – словно вросла внутрь, сровнялась заподлицо с землей, – хорошо знакомая выбоина, при мысли о которой привычно заныли пальцы ног, напрягся в предчувствии падения вестибулярный аппарат, – может быть, она взяла отпуск и улетела отдыхать в Турцию? И только старая липа, ныне заботливо окруженная кованым заборчиком, шевелила листвой как и прежде. Где-то на ее коре было вырезано ножом «М+М=Д», но она не решилась пойти посмотреть, больше она не чувствовала себя в этом дворе как дома.

В подъезде, в бывшей выгородке для детских колясок, пристроилась будка консьержки, в ней хозяйничал нездорово рыхлый, пожилой мужчина, пил чай с бутербродом. Он выжидательно смотрел, тщательно пережевывая свой сыр с булкой, ничего не дождался и бесстрастно спросил первым:

– В какую?

– В девятую, – ответила она и испугалась: вдруг и номер квартиры за эти годы тоже сменился?

– Проходите, предупреждали, – удовлетворенно ответил консьерж, возвращаясь к бутерброду.

Вопреки опасениям два ключа из связки легко подошли к замкам новой, обшитой деревом металлической двери. Но квартира эта больше не походила на ту, прежнюю квартиру, знакомую до самых мелочей с раннего детства. Новыми были мебель, обои на стенах, паркет на полу, новой была восстановленная лепнина под потолком, даже окна были новыми, металлопластиковыми, а не теми, деревянными, с широкими промежутками между стекол, куда на зиму кидали засохшие кисточки рябины и ставили рюмку с крупной солью, и где в уголке прямо на стекле было накарябано стеклорезом, позаимствованным у соседа безо всякого спроса, привычное «М+М=Д».

Она устало опустилась на край незнакомой, широченной и мягкой кровати и горько заплакала.

Она плакала, лежа на самом краю, и ей не нужно было до времени знать, что новая жизнь, к которой она стремилась последние пять трудных и удивительных лет, о которой мечтала, несет ей с собой еще большие трудности и разочарования, напрямую связанные со всем тем, от чего она так старательно бежала.