Лидия Ульянова - Размах крыльев ангела

– Юрий Петрович, вы, пожалуйста, найдите того, кто это сделал, – хлюпая носом, просила Маша, в смятении перепутав врача со следователем.

– Я постараюсь, – дипломатично ответил врач, переглянувшись с Вадимом Кузнецовым. Вадим понимающе пожал плечами, и это пожатие словно бы напомнило Маше о его существовании.

– А вот это мой муж. Он в милиции работает.

Утверждение это болталось на тоненькой ниточке между правдой и ложью, но разъяснять Маша сейчас ничего не стала. И Вадим не стал.

– Вадим, – коротко представился Вадик и пожал врачу руку.

– Так, может быть, ваш муж и поищет? – поспешил скинуть с себя ответственность за поиски преступника лечащий врач. – Мой профиль, знаете ли, немного не тот.

Они с Вадимом снова переглянулись поверх Машиной головы. Знамо дело, женщины, удивительные существа! Что у них в голову положено – загадка. И вроде бы, если на операции вскроешь, то у всех внутри одинаково, что у мужчин, что у женщин, а нет… У женщин, по идее, должна была бы быть внутри головы полная мешанина и огромный слезный центр вместо половины мозга.

– Мария, вы, должно быть, хотите к Николаю Степановичу зайти? – У врача было еще немало дел на сегодня, а здесь он рисковал застрять надолго.

– К нему можно? – с надеждой спросила Маша.

– Вообще-то нельзя, но уж зайдите. Только одна, муж вас пусть в коридоре подождет. И Николай Степанович спит, мы ему снотворное ввели и болеутоляющее. У него после удара сильная головная боль и плечо болит. Не переживайте, он поспит, и станет легче.

Оставив мужчин в коридоре, Маша прошла в палату.

Степаныч лежал на неестественно высокой кровати, которую полукольцом обступало множество разнообразных приборов. Мария вспомнила все фильмы о работе врачей одновременно, все те моменты, где пациент лежит с ног до головы обвитый проводами и утыканный датчиками, а на кардиомониторе бежит зелененький частокол импульсов, угрожая перейти в прямую линию. Но при ближайшем рассмотрении ничего подобного не оказалось, никаких датчиков и моргающих мониторов. Степаныч спокойно спал, дыхание его было неглубоким и ровным.

Мария Константиновна подошла поближе и в нерешительности остановилась. Ей хотелось взять его за бледную руку, слегка сжать пальцы. Хотелось аккуратно дотронуться до больной головы, погладить выступившую на щеках пегую щетину. Хотелось припасть на грудь и заплакать. Но она не была уверена, что все это можно делать со спящим Степанычем.

– Степаныч, родной мой, прости меня, – негромко произнесла Маша. – Это все из-за меня, я знаю. Я не хотела. Я не хотела…

Николай Степанович глубоко вздохнул во сне, закрытые глаза его легонько дернулись, из горла вырвался сиплый вздох. И это было единственной реакцией.

Мария постояла возле него несколько минут и тихонько вышла из палаты.

Николай Степанович спал и не спал. После вколотых препаратов тупая боль в голове отступила и не мешала больше думать, но эти же самые проклятые препараты тормозили мысли, превращая их в густое и вязкое желе. Ему казалось, что он прекрасно ориентируется в пространстве, слышит и понимает все разговоры, чувствует все происходящие вокруг него движения, да вот только глаза отказывались открываться, и язык не ворочался.

Степаныч понимал, что удар по голове не был связан ни с каким ограблением, все произошло закономерно и выглядело резонным. С самого утра позвонил Михаил, и они обменялись последними новостями. Потом позвонила Мария, хриплым голосом сообщила, что простудилась. Наелась вечером мороженого, запила ледяной водой, а утром осипла. Заболела, но приехала, попросила Степаныча выйти на черную лестницу. Сказала, что это очень срочно, что у нее снова неприятности, что не нужно, чтобы ее видели у него в палате. Взвинченная была какая-то, чуть не плакала. Степаныч, как опытный конспиратор, в палате всем сообщил, что курить отправляется, и вышел на лестницу. Вот тут оно и случилось. Ниже этажом на отделении ремонт, мебель старую на лестницу вытащили, тумбочки всякие, шкафы. Так Степаныча кто-то из-за шкафа сзади и приложил, Степаныч его и не разглядел. Нет, все понятно: не было никакой Маши, а звонила чужая баба, Машку изображала. А телефон забрали для вида, чтобы было похоже на ограбление. Кому это все нужно? Степаныч даже догадывался кому, но уверен не был. Он и милиционеру ничего не рассказал о своих подозрениях, во-первых, не видел смысла воздух колыхать, пока не уверен, а во-вторых, к тому времени, как милиционер пришел, уже начали свое действие эти препараты. Милиционер постоял, посмотрел на Николая Степановича, как давеча Мария стояла, только не извинялся.