Чингиз Абдуллаев - Эшафот для топ-модели

— Я просила Аракеляна, чтобы нам снимали разные номера. Но он сказал, что в Париже очень дорогие гостиницы и нам нужно потерпеть, — сообщила Беата.

— Знаю. Левон Арташесович говорил мне, что ты его об этом просила, но он отказал.

— Но я слышала, как ты уходила.

— Два раза, — призналась Галина, — два раза ночью она меня вызывала, чтобы я сделала ей макияж.

— И ты не знаешь, куда она ходила?

— Понятия не имею. В первый раз, наверное, встречалась с кем-то в отеле. Может, Алана вызвала или тайком принимала своего друга. А ночью сама пошла к нему. Кто ее знает. Она такая стерва, может за одну ночь сменить трех любовников.

Дронго нахмурился. Ему было неприятно слушать подобные разговоры. Значит, Ирина сначала вызвала свою визажистку, чтобы спуститься вниз и увидеть эксперта, с которым ей захотелось познакомиться. Затем они поднялись наверх. На все разговоры ушло не больше получаса. Он вышел в коридор примерно в половине одиннадцатого. Она почти сразу прошла в соседний номер к Аракеляну, чтобы встретить там своего приехавшего супруга. Что было потом? Предположим, что их разговор занял еще около получаса. Или около часа. Что было потом? Потом она снова вызывает свою визажистку, делает очередной макияж и куда-то уходит. Куда может уйти женщина в полночь? Может, опять с кем-то встречалась в отеле? Только она готовилась явно не к встрече со своим мужем. И конечно, не с Аланом, которого она могла просто вызвать к себе. Значит, она собиралась встречаться с другим, посторонним мужчиной. Неужели она ходила к Тугутову в соседний отель? «Мерис» находится напротив, нужно только перейти на другую сторону улицы. Он почувствовал некий укол ревности. Он даже разозлился на себя. Неужели он действительно ее ревнует? Ему всегда казалось, что это чувство испытывают только неполноценные индивиды, не готовые признавать свою ущербность. Если быть абсолютно объективным, то в ревности только немного любви или страсти, а все остальное — чувство уязвленного самолюбия.

Он всегда презирал чувство собственника. Всегда считал себя выше подобных подозрений. Ревновать или завидовать может только глубоко ущербный человек, считал Дронго. Который не хочет осознавать свою неполноценность, но сознает, что другой оказался более удачлив и счастлив.

«В нас еще так много животного», — с огорчением подумал Дронго. С одной стороны, можно только посмеяться над вчерашней ситуацией, когда в самый решающий момент появился ее муж, как в скверном анекдоте. А с другой — у нее было слишком совершенное тело и красивое лицо, чтобы он не почувствовал вожделение плоти, которое оказалось сильнее разума. И сегодня, сейчас он чувствовал уколы ревности, сознавая, насколько несостоятельны его возможные претензии к женщине, с которой он вчера познакомился.

— Она всегда что-нибудь придумывает, — мрачно согласилась Беата, — я вообще думаю, что мне нужно искать себе новую работу. Она говорила, что ищет себе нового массажиста — мужчину. Ей кто-то сказал, что для правильного массажа должен быть массажист мужчина. Женщину должен массировать мужчина, а мужчину — женщина. Такая глупость. Видимо, ей опять не хватает нового мужчины. И ей нужны острые ощущения, которые я ей дать не могу.

— Тише, — попросила Галина, — нас может услышать этот юрист, — показала она в сторону Павла Леонидовича.

— Его волнуют только ее деньги, — отмахнулась Беата, — он готов предать ее и всех нас из-за лишней копейки. Никогда в жизни не встречала более жадного мужчину. Посмотри, он даже своего помощника сюда вызвал, чтобы жил в отеле за счет хозяйки.

— Им она сняла два номера, а для нас пожалела, — сказала с неожиданной ненавистью Галина.

— Это Аракелян, — напомнила Беата, — он согласен платить за помощника юриста и не разрешает нам жить в отдельных номерах. Нужно уходить, пока не выгнали. Я больше не хочу с ней оставаться. Она даже не чувствует, как я ее ненавижу. Все время делает мне замечания. Может лежать голой и принимать других мужчин. А я стою рядом и делаю ей массаж. И не только массаж…

— Я все знаю, — печально произнесла Галина, — с ней всегда бывают проблемы. Но зато она платит. И все довольны. Даже Левон Арташесович.

— Потому что Аракеляна ее прелести, это правильное слово — «прелести», его не волнуют. А вот Алан сходит с ума. И ей нравится его все время мучить.

— Мне тоже все надоело, — призналась Галина, — только куда я смогу уйти? Вернуться к себе в Люблино. Кроме мамы, младшей сестры и моего шестилетнего сына, я больше никому не нужна. Сестра учится заочно в институте и получает зарплату секретарши в своем техникуме. А мама уже давно болеет и получает нищенскую пенсию. Без моих денег они просто пропадут. Поэтому я никуда не могу уйти.