Аннабель Бюффэ: Взрослые дети

24

Лежа на животе посреди комнаты, Валери скучала. Машинально она поставила диск с самого начала; должно быть прошло много времени с тех пор, как она слушала одну и ту же пластинку. Валери выпила рюмку вина, наполнила вторую, затем перевернувшись на спину, стала забавляться сигаретным дымом. Сколько уже времени? Скоро прейдет Кристоф. Нужно навести порядок. В конце концов, если она хочет положить стакан, пепельницу, журналы и т. д. на пол, это ее право! Он найдет ее посреди этого беспорядка! Ну и что!? Давным давно она отказала себе в этом удовольствии, но это ее так и не исправило! Впрочем, Кристоф ничего не скажет... Он больше не сердится. У него бывает только смущенный вид... Врач посоветовал обходиться с ней терпеливо, ждать... Какой кретин! Сколько она еще будет продолжать строить из себя больную?.. Это уже ей порядком надоело; в любом случае, даже если они признается здоровой, никто не поверит! Кристоф занимался с ней только из жалости. Она усмехнулась... нет, он испытывает еще влечение, поскольку они занимаются любовью. Валери не испытывала больше никакого наслаждения, но притворялась, чтобы ее оставили в покое! Ба! Уж ей то не привыкать играть комедии... Что ей не хватает и почему она падает в бездну? Она хотела сохранить мужа и это ей удалось, тогда? Теперь же монотонная жизнь с важной персоной казалась ей невыносимой. Ничего не привлекало, и она иногда жалела, что не умерла. Такое летаргическое существование в период так называемого выздоровления было плачевным.

С такими мыслями ее и застал Кристоф, но как она и предполагала, ничего не сказал. Он пытался развлечь Валери, но без энтузиазма, обескураженный своими ежедневными неудачами. Конечно, он не доводил слабость до того, чтобы лечь рядом с ней на ковер и временами жалел об этом... Чтобы не молчать, у него появилась привычка вести диалог без остановки, рассказывая о своем рабочем дне. Когда Кристоф, смеясь, описывал историю одного из своих клиентов, пришедшего в бюро после обеда, он перехватил равнодушный и чуть презрительный взгляд Валери. История была смешной, и ее плохое настроение слишком очевидным! Кристоф разозлился и замкнулся в агрессивном молчании. Валери притворилась обиженным ребенком; тогда он не удержался:

- С меня довольно. Ты отвратительна. Конечно, возможны последствия травмы, но сейчас ты здорова! Что же... Я сделаю все, что ты захочешь! Хочешь выйти, сходить в бар, повидать друзей... Скажи мне, все же будет лучше, чем эти наши посиделки, который становятся кошмаром. Чтобы сделать тебя счастливой, я должен впасть в детство, напиться у Кастеля или у Регины, давай, одевайся, идем!

Валери встала, было видно как у ней тряслись от волнения руки. Ни за что на свете она не хотела снова увидеть их. Снова она ощутила страх.

- Извини, Кристоф, ты прав... Прошу прощения. потерпи еще немножко. Я не могу выйти от сюда; нехочу; ты не обязан оставаться. Сходи к Натали, но не заставляй меня выходить от сюда.

- Но ты совершенно обезумела! Я ее не видел с того времени, как случилось это... Успокойся...

Она заплакала и Кристофу стало стыдно, что он не смог понять ее. Он на самом деле не знал, что делать.

Дни проходили более или менее похожими друг на друга. Комнату можно было сравнить с берлогой, куда Валери заточила себя в диком одиночестве.

Она не осмеливалась говорить об Оливье и не знала, что с ним произошло. Валери страдала от его отсутствия. Ностальгия по их ссорам, попойкам, отелям сменяющим один другого, усиливалась. С Кристофом подобное не возможно! Он явно пытался ее развлечь, но принадлежал к миру преуспевающих серьезных людей и его молодость также была молодостью благоразумного юноши. Ему не удалось проникнуть в мир окружения своей жены, мир, находящийся где-то посреди двух миров.

Конечно, в ней ничего не осталось от Юности, но никогда она не станет взрослой, никогда! Валери отдавала отчет в наивности такого отказа, но не могла ничего изменить. Потеряв прежний энтузиазм, ей осталось только одиночество, из которого она создала тюрьму, которая может предохранить ее от таких же, как и она взрослых детей. Даже жестокость больше не привлекала. Оставалось другое - страх... Наконец, страх других. Кристоф должен страдать, это ее огорчало. Она слишком сильно его любила, чтобы просто страдать... Не походил ли этот хозяин, выбравший ее из многих, на мужчину, которому она хотела принадлежать?

Рано или поздно, хотя бы играючи, им придется ответить на этот вопрос. Но вечера проходили, а они так и не играли... Валери хотела быть сильной и использовала передышку, чтобы приготовиться страдать с достоинством. Чтобы избежать посредственности, они предоставили друг другу свободу и вот!.. Какой абсурд!