Татьяна Устинова - Где-то на краю света

Она тоже захотела сказать ему лучшие слова, какие-нибудь, неважно, лишь бы только они на самом деле оказались самыми лучшими, но он не дал ей.

Он положил ладонь ей на губы, и все продолжалось так же, как и началось – без слов.

Странным образом в их любви еще участвовал весь окружающий мир: шкура белого медведя, стеклянный свет, льдины, которые, толкаясь, неслись, торопились в Ледовитый океан, звезды, целая россыпь звезд, висевшая в черном небе, и Лиля в забытьи и угаре страсти все же видела их в окнах, наполовину прикрытых ставнями, и волны сопок на той стороне лимана.

Кто сказал, что сопки – суша?

– А что это за легенда про кита?

– Просто древнее сказание.

– Расскажи.

Он улыбнулся в темноте.

– Считается, что человечество произошло от женщины по имени Нау и кита Рэу. Он остался с ней на земле, хотя это было опасно и очень трудно. И братья его предупреждали и осуждали! Сначала он приходил к ней и возвращался в море, а потом остался навсегда. – Олег повернулся и пристроил себе на руку ее голову в завитках и колечках очень темных и очень коротких волос. – В нашей системе координат люди произошли не от обезьян, а от китов. Кита заставила стать человеком Великая Любовь. Он ведь мог остаться китом. И тогда никакого человечества не получилось бы. А он выбрал… любовь.

– Твой брат тоже тебя осудит?

– За что?

– За меня.

– Не знаю.

Они помолчали. Лиля Молчанова, журналистка из Москвы, потерлась щекой о плечо Олега Преображенцева. Оно было горячим и гладким.

– А у твоего брата есть чукотское имя?

– Тынэн.

– А где ваша бабушка?

– Она давно умерла. Она вышла замуж за американского китобоя. После войны это было еще возможно. Они жили в Уэлене. Он не вернулся на Аляску, остался здесь – из-за бабушки. Он очень ее любил.

– Как кит Рэу?

Олег засмеялся. Его инопланетянка и чужачка явно хотела услышать всю сказку до конца.

– Должно быть, так.

– А что потом?

– Они трудно жили. Американцы очень скоро стали врагами номер один, началась холодная война, его то и дело вызывали в… разные прекрасные организации. Однажды даже посадить пытались, но ничего не вышло. Односельчане встали насмерть, чуть бунт не случился! А бунт на Чукотке допустить никак нельзя: у всех оружие, и все умеют им пользоваться, начиная с грудных детей и заканчивая немощными старухами. И от него отстали.

– А потом?

– А потом он умер, и бабушка осталась одна. Нет, с детьми, конечно! С мамой и дядей. Но все равно одна. Когда мы летом прилетали к ней из Магадана на каникулы, она все время рассказывала истории, и все про деда. По ее историям если судить, дед был великий человек и великий охотник.

– Как его звали?

– Патрик Скотт Кэмерон. У моей бабушки фамилия Кэмерон, представляешь? Я тебе потом фотографии покажу, где мы все вместе.

Лиле и в голову не приходило, что существуют фотографии! Он рассказывал ей… легенду, а легенды не бывают иллюстрированы фотографиями! Она даже обиделась немного.

– Я деда плохо помню, Ромка чуть получше. Он же старше меня. Помню, что он был высокий, очень высокий! Или мне так казалось? И еще меня поражало, что у него светлые волосы. Я почти не видел людей со светлыми волосами. Потом, уже в университете, мне стало казаться, что он похож на Хемингуэя. Ну, это я так придумал.

– У тебя волосы темные, а щетина светлая. Должно быть, от него, от деда.

Олег слегка повернулся и посмотрел на нее:

– Что ты сказала?

– Что у тебя светлая щетина.

Почему-то упоминание об этой незначительной подробности подействовало на него странным, непонятным образом. Он вдруг стал длинно дышать, притянул ее к себе, прижал, а потом приподнял и положил на себя сверху.

…Она улетит, напомнил он себе. Тебе придется проститься со своими братьями, со своим морем, со всей своей жизнью, чтобы остаться с ней. Такой уговор. Таковы условия.

Жизнь за жизнь.

Лиля двигалась на нем, трогала, гладила его, прижималась губами, руками, а он поначалу все думал, а потом перестал думать.

Женщина на галечной косе ждала и звала его, и он пошел к ней.

Утром оказалось, что они так и заснули на шкуре белого медведя и Лиля отлежала бока. Солнце ломтями лежало на белом лиственничном полу. Лиля села и замерла, привыкая к себе, другой и новой.

В том, что она стала другой и новой, не было никаких сомнений. Ей даже хотелось в зеркало посмотреть. Она знала, что и там окажется какой-то другой человек, а вовсе не прежняя Лилия Молчанова.