Андрей Шляхов - Психиатр

Савелий подошел к припаркованной во дворе «соньке» и уже достал было ключи, но потом передумал. Во-первых, в будний день ехать в Останкино с Таганки — не очень большое удовольствие. Даже не в час пик и по набережной. Во-вторых, машину все равно придется где-то оставлять и ходить пешком.

Савелий пока не смог найти ответ на вопрос двоюродного брата. Прикидывал и так, и сяк, пока Виталик спал и когда он, вспомнив про то, что сегодня Восьмое марта, убежал домой, даже схему какую-то дурацкую начертил, чтобы думалось лучше — не помогло. Мало того, даже ночью ворочался с боку на бок, думал. С Савелием случалось такое, захватит какая-нибудь задача, математическая (трижды призы на школьных олимпиадах брал), логическая или шахматная — и не отпускает до тех пор, пока не найдется решение. Уже не столько хотелось помочь брату, сколько доказать самому себе, что Савелий Лихачев не дурак, а даже совсем наоборот.

Из-за переноса выходных праздники растянулись на три дня. Девятое марта Савелий провел наедине с собой — долго валялся в постели, смотрел кино, читал, прогулялся немного, благо погода стояла солнечная, хорошая. Десятого сходил на встречу с однокурсниками (год от года встречи эти становились все скучнее и неинтереснее), а одиннадцатого, в воскресенье, которое на самом деле было первым рабочим днем недели, решил после приема сгонять в Останкино. Хотел посетить обе поликлиники, погулять по району, оглядеться, присмотреться, глядишь, какая-то мыслишка и придет в голову. Если абстрактно-логическое мышление буксует, надо задействовать конкретно-предметное. Работу поликлиники Савелий представлял неплохо, сам, в конце концов, работал в диспансере, это и есть поликлиника, только специализированная. Но видимо, какие-то нюансы ускользали от его внимания, иначе бы загадка решилась в два счета.

Карту Останкина Савелий изучил заранее — распечатал ее из Интернета, отметил обе интересующие его поликлиники и дома, в которых произошли убийства. Он вообще неплохо знал Москву (родной как-никак город), но в хитросплетениях улиц порой мог запутаться. Немудрено — Москва большой город, и вряд ли кто-то знает ее до каждого переулочка. «Поеду на метро, выйду на „Алексеевской“ и двинусь в сторону Выставки. А потом с „ВДНХ“ вернусь домой», — решил Савелий.

После длинных выходных в медицинских учреждениях обычно аврал. Пациенты щедро предъявляют врачам накопившиеся проблемы и болячки. Первой пациенткой Савелия оказалась не столько сложная в работе, сколько в общении женщина, пребывающая в глубокой депрессии.

Генеральская вдова: «Знаете, доктор, мой муж был не из тех генералов, которые в метро ездят, а из тех, кого на руках носят!» У нее единственная дочь живет в Испании («Она у меня такая умница, в самой Сорбонне училась! Что она здесь забыла?»). Второй муж (гражданский, брак не регистрировали) постоянно пьет и не идет ни в какое сравнение с первым: «Ну тот был генерал, а этот — водитель! Но дома же должно мужским духом пахнуть! Дальше объяснять, доктор, или и так ясно?»

Три года назад пациентка была вынуждена продать небольшой хозяйственный магазин, которым обзавелась еще в эпоху приватизации. («Само в руки плыло, доктор, и стоило копейки! Вы ж помните, какая тогда была инфляция! Да вы такой молодой, что и не помните!») Магазин еще как-то развлекал, требовал каких-то усилий, когда-то даже прибылью радовал. Оставшись без дела, пациентка начала хандрить и постепенно дошла до мыслей о самоубийстве.

— Я — дура, — откровенно призналась она, — у меня менингит был, а после него умными не остаются. Но даже мне ясно, что со мной что-то не то, потому я к вам и пришла! Спасите меня или усыпите, а то возьму грех на душу — повешусь или в окно выпрыгну.

Постановка вопроса забавляла. Спасите (про усыпление было явно сказано для красного словца) меня, а то самоубьюсь. Даже в таком судьбоносном вопросе дама (это была именно дама — величавая, корпулетная, осанистая, несмотря на свою депрессию) не могла обойтись без шантажа.

Медсестра Зинаида Александровна, женщина простецкой внешности и недюжинного ума, незаметно для пациентки подмигнула Савелию, выражая свое ироничное отношение к происходящему.

Доктору подобная фамильярность, тем более проявляемая во время приема, не очень нравилась, но с ней приходилось мириться по трем причинам.

Во-первых, такой уж был у Зинаиды Александровны характер, который, как известно, переделке не подлежит, особенно когда человек уже более полувека с ним прожил.