Игорь Скорин - Я отвечаю за свою страну

Изможденный многолетней безупречной службой «газик» вздрагивает и устремляется в заданном направлении. Минут через десять он лихо подкатывает к центральному зданию аэропорта. Я прохожу все павильоны, народа немыслимое множество. Тузова не видно. Выхожу на улицу и стою в раздумье — что дальше делать? Мне сзади закрывают глаза женские руки. Я оборачиваюсь — передо мной смеющееся лицо Марины.

Я пытаюсь улыбнуться. Очевидно, не очень получается, раз она тревожным голосом опрашивает:

— Что-нибудь случилось?

— Ночной знакомый, кажется, сейчас улетел или улетает, а он тот самый, кто нужен.

Марину зовут члены ее экипажа.

— Извини, опаздываю. Прилечу — позвоню.

Меня же почему-то охватывает полное безразличие — поехал бы домой спать, да надо докладывать о неудачной погоне.

От начальника узнаю, что проверка «тузовской версии» закрутилась: подвергается анализу биография, проверяются его квартира, адреса, переданные мною по рации. И уже всплыла любопытная деталь: Тузов известен в городе как рьяный картежник, не очень чистоплотный и недавно крупно проигравшийся. Это уже, как говорится, «теплее». Начальник, кажется, почти успокоился.

— Иди-ка ты домой, отоспись. После проверки Тузова дело забирают в управление. Откровенно говоря, сделали мы не так мало. А за что ругать, в нашем деле всегда можно найти.

Я ухожу к себе, вешаю на двери кабинета записку, что сегодня приема не будет. Запираюсь изнутри — мыслей нет, я окончательно исчерпался. Домой ехать нет сил. Составляю в который раз стулья, ложусь, отчетливо понимая, что спать днем таким образом безнравственно. Забываюсь сразу. Из внешнего мира поступают сигналы в виде частых телефонных звонков, стука в дверь. Я их слышу и не слышу. Пока не раздается очень громкий, очень длинный звонок. Я просыпаюсь, но не шевелюсь. Звонок длится, будто кто-то знает о моем нахождении в кабинете и дает возможность проснуться, спокойно подойти к телефону, взять трубку. Далекий мужской голос спрашивает меня, а затем я слышу Марину:

— Разрешите доложить? Опасный преступник Тузов обезврежен и сознался в содеянном. — Она весело смеется. — Вы бы видели его физиономию, когда он узнал меня в салоне! Решил, видно, про себя, что он под моим наблюдением с момента нашей встречи. До посадки не шевелился, все на меня глядел. Тут хотят с вами поговорить. До свиданья!

Я почти физически ощущаю, как она хочет услышать от меня хоть что-нибудь, но молчу. Снова мужской голос:

— Говорит начальник угрозыска Харькова Сергиенко. Нами задержан Тузов Вячеслав Васильевич. При допросе он сознался в убийстве Игнатьева. Изъято около четырех тысяч рублей. Объясняет ссорой, возникшей из-за нежелания Игнатьева дать тому в долг крупную сумму денег.

…По окончании дела нередко кажется случайным изобличение преступника. Причем идет это впечатление от неверной посылки, что преступнику легче скрыться, чем его найти, поскольку он все знает и может избежать ошибок. На деле все наоборот: он знает только одно — его ждут, но не знает кто, как, обнаружены ли какие-либо следы.

Не было кажущейся случайности и в этом деле. Кульминацией, безусловно, была ночная встреча, где Тузов выдал себя. Но ведь и вопросы, стоявшие перед ним, были не из простых: почему ночью кто-то осматривает его машину, почему незнакомый человек называет его по имени-отчеству и говорит явную ложь о продаже машины? Ну а явление Марины в самолете заставило бы капитулировать кого угодно.

Трудно сказать, как именно, когда и где нашли бы Тузова, выдержи у него нервы. После появления Хасиятулина все было предрешено, просто могло взять больше времени, потребовать усилий большего числа людей, чтобы среди нескольких сот человек, проживающих в указанном им доме, найти одного-единственного, но конец представляется неотвратимым.

Закончилось дело, взявшее несколько дней моей жизни, а о нем и знать никто не будет. Разве только в «Вечерке» появится маленькая заметка с изложением фабулы и фамилиями героев, в конце будет сообщено об одобрении, которым был встречен присутствующими суровый приговор убийце. Дело положат в архив, где оно покроется пылью, о нем забудут все, включая меня. Осталась Марина. Кто я для нее? Она в моей памяти молчит и улыбается.

Уже полночь. Я снова у здания аэропорта, гляжу на огромное бетонное поле. Ревут взлетающие машины, издали красные мигающие звезды при посадке превращаются в гигантские самолеты. Проходят экипажи: щеголеватые летчики с добротными портфелями, веселые стюардессы с красивыми форменными сумками, нет только Марины, а она должна быть на одном из этих рейсов. Ветер метет по полю мелкую снежную пыль, и вдруг сквозь нее я вижу медленно идущую против ветра женскую фигуру. Она придерживает одной рукой шляпу, другой низ пальто. Хотя голова наклонена к плечу, Марину узнаю сразу. Подбегаю, беру в одну руку ее сумку, другой прижимаю к себе. Уже в такси неожиданно чувствую, как ее холодная щека прижимается к моей, а пальцы находят мои и замирают. Город слабо освещен, разные его улицы, столько раз исхоженные, превращаются в одну бесконечную, как одной становятся любимые мелодии «Маяка».