Мари Хермансон - С чистого листа

И повсюду — на столах, на телевизоре, на видеомагнитофоне и на подоконниках — лежали вязаные произведения Ангелы. Звездочки, круги и квадраты неиссякаемым потоком выходили из ее умелых рук и ложились на все, что имело плоскую поверхность. Ее изделия висели на карнизах в виде гардин с оборками, в качестве полотенца в ванной и занавески на стенном шкафу в прихожей. В мягких, пастельных тонах были воплощены сложные рисунки, напоминающие снежинки, паутину или медуз.

Рейне не мог надивиться ее вязанию. Для него оно оставалось неразрешимой загадкой. Это, должно быть, очень сложно, но она вязала легко, не напрягаясь и даже не глядя на свое рукоделие.

Кроме вязания, она не умела ничего. Готовить она не умела. Она была не способна заполнить простейший формуляр в учреждении, не знала, как обращаться с машинами в общинной прачечной. Когда звонил телефон, она страшно пугалась и никогда не брала трубку. (Правда, ей никогда и не звонили. Обычно это был Туре, которому хотелось пообщаться с Рейне.)

Ангела не знала общепринятых социальных норм. Она никогда не разговаривала с соседями. Когда с ней здоровались на лестничной площадке, она опускала глаза и торопливо шла дальше. В магазинах она протискивалась к прилавку, не обращая внимания на очередь, и очень удивлялась, когда люди начинали протестовать. Иногда Рейне казалось, что Ангела прилетела на Землю с другой планеты.

Иногда он пытался представить себе, как она жила раньше: в детстве навязчивая опека в тесном религиозном окружении. Никаких подруг. Плен в объятиях властных родителей до самой их смерти. И наконец, свобода, с которой она не знала, что делать. Откормленная, с подрезанными крыльями, она была выпущена из клетки и попала в мир безобразных квартир и церковных кружков рукоделия.

Но он был буквально очарован ею. Ее невежество напоминало ему листы белой неисписанной бумаги или только что выпавший снег, на котором не было ни одного следа. Чистый лист, целина, на которую не ступала ничья нога. Поле нереализованных возможностей.

Ему понравилось обучать ее разным вещам.

Для начала он стал учить ее готовить. Сам он делал это охотно и с большим удовольствием. Иногда он покупал на рынке всякие приправы и пряности и готовил блюда, виденные им в телевизионных кулинарных передачах.

Ангела была способна только положить кусок маргарина на сковородку и нарезать колбасу.

Но она оказалась способной ученицей. Рейне научил ее готовить отварное мясо с хреном, голубцы и селедку с луковым соусом. Он показал ей, как красиво сервировать стол, и пытался говорить с ней во время еды, а не безмолвно и сосредоточенно запихивать в рот куски.

После короткой лекции Ангела научилась обращаться со стиральной машиной и сушилкой. Однажды она завела стиральную машину в то время, на какое записалась соседка. Та не обиделась, но Ангела совершенно пала духом. «Я всегда все делаю не так», — то и дело бормотала она, отказываясь пользоваться машиной.

Рейне пришлось буквально за руку привести ее в прачечную, показать, как работает машина, и поддержать ее похвалой. После этого Ангела снова начала стирать самостоятельно.

Несмотря на то что она была молчалива и упряма, стеснялась соседей и не умела многого из того, что обычно делают замужние женщины, Рейне не раздражался. Напротив, с Ангелой он чувствовал себя необыкновенно хорошо.

Разговаривая с Ангелой, он с удовольствием прислушивался к звукам собственного голоса — уверенного и немного шутливого, голоса, которому она с такой радостью внимала. Ему нравилось, как он берет ее за руку, обучая готовке. Любил обнимать ее за талию, когда вел ее туда, куда она не желала идти.

Он любил Ангелу за то, что благодаря ей сумел, впервые в жизни, полюбить самого себя.

Ангела стояла у плиты и готовила телячий рулет со сливочным соусом.

Рейне стоял у нее за спиной. Заглядывая через ее полное плечо, он время от времени шепотом давал ей ценные советы. Он не хотел быть слишком навязчивым, поэтому старался не мозолить ей глаза и как можно тише говорить. Он вмешивался только для того, чтобы придать Ангеле уверенности, а когда видел, что она справляется сама, отстранялся и умолкал.

— Перец, Ангела, — суфлировал он.

Она сделала пару оборотов ручкой мельницы и посыпала фарш молотым перцем. Рейне ободряюще кивнул:

— Еще немного.

Она еще два раза повернула ручку.

Сегодня они ждали гостей. Рейне наконец решился пригласить Туре.