Марина Серова - Веселые поминки

В годы перестройки товарищи по тюремному бараку быстро нашли общий язык с представителями бывшего партактива.

А помогал им навести мосты наш Емеля.

Со сказочной оборотистостью он за несколько лет сумел сколотить себе довольно приличный капиталец и к настоящему времени заправлял практически всем тарасовским шоу-бизнесом, включая прокат самых крутых зарубежных коллективов, имел целую сеть ресторанов, кафе и баров.

Последние два года он активно рвался к власти, используя структуры самых разных партий и общественных объединений.

У него не было по сравнению с большинством интересующего меня контингента богатого криминального прошлого. Неполные два года сейчас у нас в стране и за срок не считают, но круг его общения и недоказанное, но очевидное участие в довольно крупных финансовых махинациях последних лет заставили меня внести его в список «потенциальных жмуриков» одним из первых.

У Емели была семья, состоящая из старушки матери, жены, вернее, сожительницы, хотя я не очень понимаю разницу между этими категориями.

Если человек живет с женщиной много лет подряд под одной крышей, имеет детей, но не поставил в паспорте бледный штампик, то женщина вынуждена, во всяком случае, при встрече с представителями органов правопорядка именоваться этим постыдным с точки зрения обывателя прозвищем.

А Харчеев жил со своей Людмилой почти двадцать лет, и у них была дочь-невеста, студентка второго курса экономического института.

В настоящее время он проживал на одной из тихих улочек в двух шагах от центра города.

Это была шикарная пятикомнатная квартира, вернее, две квартиры в «сталинке», купив которые Владимир Емельянович немного перестроил их, поменял планировку, сделал непременный по сегодняшним дням «евроремонт», и теперь о его гостеприимстве ходили в городе легенды.

Была у Емели и любовница – как же без нее?

У нее тоже была своя квартирка, небольшая и уютная, из окна которой открывался чудесный вид на Волгу.

Любовницу звали Тамарой, она была чуть постарше его дочери и училась с ней в одном институте.

Свою связь с Тамарой Емеля ни от кого особенно не скрывал, так что его ярко-красный джип нередко можно было увидеть у ее подъезда.

Дальше следовали данные о его деловых и дружеских контактах, которые представляли для меня не меньший интерес, чем подробности его личной жизни.

Особенно события этой весны, которые стали для Харчеева настоящей катастрофой.

Покончил с собой его главный партнер по шоу-бизнесу, обвинив его в предсмертной записке во всех грехах.

В одном из Емелиных ресторанов группа недовольных хозяином сотрудников подала на него в суд по поводу его финансовых злоупотреблений и незаконных увольнений инакомыслящих.

Обвинения росли, как снежный ком, они в последнее время буквально обрушились на него со всех сторон.

Налоговая инспекция неожиданно обнаружила на его предприятиях настолько наглую и откровенную двойную бухгалтерию, что не поверила своим глазам и теперь проводила повторную ревизию.

По городу ползли упорные слухи о скором крахе Емели, и его многочисленные недоброжелатели потирали руки в предвкушении справедливого возмездия.

Опомнившись, Емеля пытался спасти ситуацию, платил налево и направо и только благодаря этому до сих пор оставался на плаву.

Депутатская неприкосновенность была нужна ему как воздух. Он грезил о ней как о манне небесной и добивался всеми известными ему способами, основным из которых, помимо денег, была помощь старых приятелей.

Одного из самых влиятельных покровителей Харчеева опустили сегодня в могилу на Жареном бугре, и его скорбь, судя по всему, была искренней.

Я сразу же заметила на кладбище его джип, а через некоторое время столкнулась нос к носу с его хозяином. Емеля был серьезен и задумчив, в руках у него был букет белых цветов, впрочем, как и у большинства присутствующих.

Сегодня утром начался его отпуск.

Мне предстояло узнать, где он собирается его провести.

С этой целью я, закончив бумажную работу, вышла из дома и отправилась в Емелин «офис».

Офис представлял собой несуразное тесное помещение на первом этаже, еще несколько лет назад скорее всего бывшее обычной коммунальной квартирой.

Ряд маленьких комнаток, в которых непонятным образом разместились человек десять-двенадцать «клерков».

Приемную офиса комнатой назвать можно было с оговоркой, так как она занимала бывший коридор, зато на столе у секретарши стоял довольно приличный компьютер.