Валерий Поволяев - Охота на охотников

За смехом из мертвеца наружу выпростался стон - затяжной, живой, страшный, Аронов почувствовал, что его трясет - сами по себе приподнимаются и опускаются плечи, дрожат руки, потряхивает ноги, челюсть отвисла и из открытого рта на модную, с замшевыми вставками, куртку течет слюна, пальцы просто пляшут, и ему становится уже невмоготу держать убитого, тот валится, давит на него.

Аронов понял, что из него вот-вот выплеснется отчаянный крик, он уже не в силах стискивать его зубами, крик растет, вместе с ним растет и пухнет, словно на дрожжах, рвота. Сопротивляясь из последних сил, давясь, Аронов схватился за горло, икнул, мертвец навалился на него ещё плотнее, стал тяжелее, и Аронова вырвало.

Все, что ещё полминуты назад было внутри него, очутилось на брюках, на полу автомобиля. Резко запахло кислым. Аронов ошеломленно помотал головой и попросил стиснутым чужим голосом:

- Останови машину!

- Тьфу! - отплюнулся Каукалов. Он, похоже, уже пришел в себя и вел теперь "девятку" уверенной рукой.

- Останови! - снова попросил Аронов.

Каукалов сбросил газ, перевел скорость на нейтралку и надавил на педаль тормоза. Аронов вслепую нащупал ручку двери, открыл, вывалился наружу. Выдернув из кармана платок, смахнул рвоту с брюк и склонился над выбоиной в асфальте.

- Хы-ы-ы! - На асфальт шлепнулась лепешка из противно пахнущей жеванины, потом выплеснулось что-то зеленое, и Аронов едва не задохнулся от обжегшей рот горечи - его рвало желчью.

Отвернувшись от напарника, Каукалов ухватил убитого водителя за воротник натянутого на голову пиджака и попытался вернуть его в сидячее положение. Каукалов был покрепче Илюшки, хотя тоже чувствовал себя паршиво.

Отблевавшись, Аронов с трудом влез в машину - он не только лишился содержимого своего желудка, он совершенно лишился сил. Вместо голоса у него теперь было слабенькое старческое сипение.

- Терпи, - сказал ему Каукалов и оглянулся назад - нет ли кого, не приближается ли какая-нибудь подозрительная машина, патрульная из муниципальной милиции или гаишная, - нет, ничего опасного не было, пронеслись лишь два "мерседеса" из ночного Останкина, один впритык к другому, и все. - Для первого раза это нормально. Говорят, так со всеми бывает.

- А с тобой почему не было? - с трудом выговаривал Аронов.

- Потому и не было... - Каукалов споткнулся на секунду, - не знал, стоит об этом сообщать или не стоит, облизал губы и продолжил: - Потому и не было, что это не в первый раз.

В ответ Аронов неопределенно мотнул головой, он находился в том состоянии, когда люди совершенно не соображают, что говорят и что делают.

- Куда мы дальше? - отдышавшись, спросил Аронов.

- Все, уже почти приехали...

Через минуту машина вползла на длинный, круто выгнутый мост, аркой взметнувшийся над железнодорожными путями, и остановилась... Каукалов выбрался из автомобиля, огляделся, невольно хмыкнул: в том, что парализованная страхом Москва становится в поздние часы пустынной, будто по городу прошелся мор, есть свои положительные стороны.

- Вылезай! - скомандовал он Илюшке. - Освободимся от пассажира - и тебе сразу станет легче. - Каукалов усмехнулся.

Аронову было так жаль себя, что он готов был разрыдаться. И в ту же пору был очень далек от того, чтобы в чем-то обвинить своего приятеля. Он, жалобно скорчившись на сиденье, продолжал держать обеими вытянутыми руками заваливающегося набок убитого человека.

Вдруг Каукалов рассмеялся, Аронов вздрогнул и пришел в себя, обвел пространство влажными черными глазами, потом вылез из машины.

- Надо же - никого кругом, ни единой души, - оглядевшись, проговорил он сдавленным голосом, тряхнул головой. - Вот так Москва - столица нашей Родины!

- А ты думал! За что боролись - на то и напоролись. - Каукалов ухватил убитого под мышки, развернул спиной к открытой двери. - Помогай! натужившись, просипел он, пятясь, сделал несколько шагов к парапету моста. - Зар-раза, только что теплый был, а уже остыл. Неувертливый, как бревно.

Аронов подцепил убитого под ноги, помог выволочь из машины. Вдвоем подтащили труп к парапету, вначале забросили на него ноги убитого, потом, кряхтя, туловище и с силой пихнули вниз, на смутно посвечивающие в темноте сталью железнодорожные рельсы.

Труп кулем понесся вниз, почти беззвучно приземлился, звякнуло только что-то остро - то ли расколовшиеся в кармане очки, то ли выскочившая авторучка с металлическим колпачком, угодившая на рельсы, то ли ключи, то ли вообще какая-нибудь железная побрякушка, совершенно лишняя, ненужная в личном хозяйстве, но тем не менее бряцающая сталью в карманах, - и все. Каукалов оттолкнулся от перил моста: