Сэйси Ёкомидзо - Клан Инугами

Тут Киё снова тяжко вздохнул.

— Понятно. Значит, вы не могли и не хотели выдать Сизуму полиции и, надеясь, что все останется втайне, вернулись в Насу, пряча лицо, и на время нашли пристанище в гостинице «Касивая».

— А зачем, господин Киндаити, зачем Киё прятал лицо? — спросил инспектор Татибана.

— Инспектор, это же очевидно. Киё в маске уже устроился на вилле Инугами. Если бы настоящий господин Киё был узнан кем-то из горожан, поползли бы слухи о двух Киё, и все его усилия пошли бы прахом.

— А, понятно…

— Да, еще: то, что господин Киё прятал лицо, оказалось очень полезным позже, хотя, конечно, в то время он об этом не думал. Как бы то ни было, устроившись в гостинице, господин Киё ушел часов в десять вечера, прокрался на виллу Инугами, тайком вызвал Киё в маске, то есть Сизуму, и свиделся с ним. Господин Киё, где вы с ним встретились и поговорили?

Киё затравленно огляделся.

— В лодочном сарае, — тихо сказал он.

— В лодочном с-сарае! — Уставившись широко раскрытыми глазами на Киё, Киндаити радостно почесал голову. — Значит, прямо под местом преступления! Кстати, господин Киё, как вы собирались поступить с Сизумой?

— Я… я… — В дрожащем голосе Киё звучала такая скорбь, будто он проклинал этот мир и обвинял род человеческий. — Я сильно просчитался. В газете, которая мне попалась, ни слова не было о том, что двойник мой изуродован и носит гуттаперчевую маску. Вот я и подумал, что просто и без проблем поменяюсь местами с Сизумой. Разумеется, я собирался отдать ему большую часть состояния, но с Сизумой случилось то, что случилось, — это было для меня полной неожиданностью, и поменяться местами незаметно стало совершенно невозможно. Пока мы обсуждали, как нам поступить…

— Господин Такэ пришел на наблюдательную площадку на крыше лодочного сарая, а следом за ним пришла барышня Тамаё, верно?

Киё мрачно кивнул. Все в комнате насторожились, понимая, что подошли к кульминации всей этой истории.

— Такэ и Тамаё проговорили, наверное, минут пять, как вдруг там, над нами, послышались странные звуки, шарканье ног, словно шла борьба. Потом кто-то взбежал на крышу, раздался глухой стук, словно кто-то упал на спину, а вслед за этим — шаги вниз по лестнице. В окно лодочного сарая мы увидели Макаку и Тамаё, без оглядки бегущих к дому. Макака поддерживал Тамаё. И тут же от стены лодочного сарая отделилась темная фигура. Это была… это была…

— Это была ваша матушка, да?

Киё закрыл лицо руками. Все, затаив дыхание, глядели на Мацуко, но она продолжала все так же неторопливо вертеть в руках свою длинную трубку, и лицо у нее было все то же — невозмутимо каменное. Зато в глазах Такэко горела жажда крови.

Киндаити повысил голос.

— Господин Киё, возьмите себя в руки. Это ведь самый важный момент. Ваша матушка поднялась на площадку, да?

Киё слабо кивнул.

— Кажется, Такэ уже начал спускаться, потому что голоса раздались на середине лестницы, потом они вернулись на крышу. И тут же послышался тихий стон и звук падения, а матушка, это мы видели, стремглав сбежала по лестнице. Мы с Сизумой затаились, ничего не понимая, и ждали, но Такэ так и не спустился, и вообще его не было слышно. Тогда мы потихоньку прокрались наверх и увидели…

Киё снова закрыл лицо руками. Кто упрекнет его за эту горькую, унизительную, нестерпимую боль — ведь тогда перед ним лежал мертвый Такэ, убитый его родной матерью. Можно ли представить себе зрелище более чудовищное? У всех в комнате сжались липкие от пота кулаки, и, что бы там, на крыше, тогда ни происходило, Киндаити был не в силах понуждать Киё к продолжению рассказа.

— Тогда вы с Сизумой совершили чудо перевоплощения, поменявшись местами, а для этого воспользовались маской и шарфом. Мне представляется, что это предложил именно Сизума.

Киё слабо кивнул.

— Да, роли поменялись. Прежде я упрекал Сизуму, а он был потрясен, подавлен и не знал, что делать. Потом наши роли поменялись. Сизума не был дурным человеком, но мою мать и теток он ненавидел. Он потребовал, чтобы я остался в стороне и уступил ему место Киё Инугами. Он сказал, что женится на Тамаё и унаследует состояние. «Если ты откажешься, — сказал он, — я расскажу в полиции, что твоя мать убийца».

Вот безвыходное положение! Если Киё попытается занять свое законное место, его мать обвинят в убийстве. А чтобы уберечь ее, ему придется отречься от своего имени, от своего положения и богатства и даже от возлюбленной в пользу другого человека, придется прожить всю жизнь прячась в тени. Кто и когда стоял перед таким мучительным выбором?