Ричард Пратер - Дело об исчезнувшей красотке

Да, походочка у нее класс. Смотрели все, мужики по крайней мере. И она это чувствовала. Подойдя к нам, Лина остановилась. Я поднялся ей навстречу.

На Джорджию Лина даже не взглянула. Только на меня. И, как сейчас помню, спросила:

- Могу я к тебе присесть, querido "Дорогой, милый (исп.)."?

Язык у меня прилип к глотке, будто приклеился. Я просто стоял и смотрел.

Только не подумайте, что я какой-нибудь сосунок и тихоня и что у меня отпадает челюсть всякий раз, когда я вижу перед собой красивую девчонку. Я никогда не подсчитывал, сколько у меня было женщин. Я не Казанова, конечно, с ума по мне не сходят. Но и не шарахаются, если к кому начну клеиться...

Но Лина... В ней было что-то такое.., что-то дикое. А походка - так та вообще откровенно вызывающая. Как будто везде, где можно, на ней написано: "Что, парень, слабо?" и "Пошли вы все к дьяволу".

Попробую описать ее. Набросать хотя бы портрет. Она этого стоит. После представления с ножами Лина переоделась в простую черную юбку и одну из тех белых открытых крестьянских блуз, что оголяют не только плечи, но и многое другое. Волосы и глаза почернели от этого еще больше, а тонкие выразительные брови казались такими же опасными, как концы испанского кнута. У Лины прекрасные белые зубы. Зубы, которые без труда управятся с любым бифштексом и в то же время могут нежно кусать тебя за ухо. Хотелось не мешкая и мясо заказать, и ухо подставить.

Кожа на лице и на плечах необыкновенно нежная, а загар - самого лучшего золотистого оттенка. А грудь она носит так, как генерал медали: высоко, ровно, четко по линии и прямо тебе в нос - не хочешь, да уставишься. Что все и делали.

Разговор выдавал скорее испанку, чем француженку, а "querido" в ее устах прозвучало все равно что у другой "поцелуй меня в губы". Вот такой была Лина в тот вечер.

- Querido, могу я к тебе присесть?

- Конечно, пожалуйста. - Я отлепил наконец язык от неба и выдвинул ей стул.

- Я - Лина Руайяль.

Она вопросительно посмотрела на Джорджию. А это, мол, еще кто такая?

- Мисс Руайяль - мисс Мартин. Мисс Мартин - мисс Руайяль. - Я выпалил это на одном дыхании, сел и отхлебнул из стакана.

Обе женщины развели губы в улыбке, а затем быстро их сомкнули. Так, мне кажется, иногда проверяют, хорошо ли ходит нож гильотины.

Лина опять повернулась ко мне и улыбнулась. Ее рука легла поверх моей, держащей стакан с виски. Она наклонилась и либо забыла, либо просто не обратила внимания, что просторная блуза сползла еще ниже, чем была.

- Я подошла, чтобы попросить прощения.

- Прощения? За что?

- За свой смех. Мне не следовало смеяться, когда ты хотел мне помочь. Я умею ценить отношение людей к себе. Шесть недель уже мы на сцене, каждый вечер по три выхода, но никто до тебя из-за этого и штанов от стула не оторвал. Лина откинулась назад и негромко рассмеялась. Как будто что-то зажурчало у нее в горле. - Но ты был такой смешной. Я не могла сдержаться и теперь жалею. Спасибо.

- Да ну, не за что.

Но, если честно, мне было чертовски приятно.

- А все-таки, кто ты такой? Как зовут? Джорджия встряла как раз вовремя:

- Это - Шелл Скотт, дорогая. Частный детектив. Вытаскивает из беды женщин. А в данный момент работает на меня. - По тому, с какой интонацией Джорджия произнесла последнее слово, было ясно, что никаких других дополнительных объяснений не последует.

Лина в ответ еще раз проверила свою гильотину:

- Так вот почему, оказывается, ты хотел мне помочь? Хм, ты что здесь, на посту?

Черт, лучше бы она не наклонялась. Деваться мне было некуда.

- Само собой получилось. Профессиональная привычка. Глупо, конечно.

- Хорошенькие же у тебя привычки. Ты сыщик, значит? - Лина поджала губы и нахмурилась.

Не знаю, о чем бы мы говорили дальше, но в этот момент нас прервал Мигель Меркадо - мексиканец, кидавший кинжалы. Он подошел, взял стул и сел безо всякого приглашения.

- Сыщик? Кто здесь сыщик? Тогда я наклонился вперед:

- Кто тебя звал, приятель?

Пока он моргал, думая, что ответить, я успел его рассмотреть. Лет тридцати пяти и тощий, как один из его ножей. Черные волосы смазаны какой-то гадостью и пахнут, словно он две недели провалялся на мусорной куче. Нос тонкий и острый. Зубы очень белые и ровные. На нем был черный, весь из складок, похожий на театральный занавес костюм.

Вмешалась Лина. Она представила Мигеля, он сказал "добрый вечер" Джорджии, а на мое молчание ответил молчанием. Повернувшись к Лине, Мигель затараторил по-испански.

Лина извинилась передо мной и в свою очередь тоже перешла на испанский. Мигель не унимался и кивал на дверь в глубине зала. Похоже, он хотел, чтобы она ушла, но Лина только поставила руки на бедра и, надменно вскинув голову, говорила едва ли не больше его. В конце концов Мигель уступил. Снова взглянул на меня. У него почти совсем не было акцента.