Энн Грэнджер - В дурном обществе

— Если хотите мне что-то сказать, говорите здесь! — вскричала я, хватаясь одной рукой за металлические перила, а другую прижимая к стене дома. Тем самым я преградила ему путь на ступеньки, ведущие в цокольный этаж.

— Вы точно что-то прячете! — Он мрачно навис надо мной.

У нас над головой распахнулось окно, и показалась голова Дафны.

— Фран! Что с вами? Этот человек к вам пристает?

— Все в порядке, Дафна, спасибо! — крикнула я в ответ. — Я сама с ним справлюсь.

— Если надо, я вам помогу! — ответила моя хозяйка. — Кто этот странный субъект?

— Полицейский. Простите меня, пожалуйста.

— Фран, милая, вы уверены, что он полицейский? Потребуйте, чтобы он показал вам удостоверение. Сейчас развелось много мошенников, которые работают на доверии. Они вечно прикидываются полицейскими или служащими электрической компании, которые пришли снять показания счетчика. Почему он не в форме? Почему так странно одет?

— Я в штатском, мадам! — проворчал Парри и помахал своим удостоверением. — Если помните, позавчера я уже приходил к вам! Сержант Парри…

— Ах да, и правда. Я не надела очки. Вот теперь припоминаю вашу куртку. Что-то случилось?

— Нет, мадам, просто мне нужно кое-что проверить.

— Тогда проверяйте, пожалуйста, потише! — приказала она и захлопнула окно.

— Просто здорово! — проворчала я. — Из-за вас меня вышвырнут из квартиры. Ладно уж, спускайтесь, если надо.

Я зашагала вперед и отперла дверь. Парри прошел мимо меня и сразу проследовал в гостиную, осматриваясь и выпучив глаза, которые стали похожи на бильярдные шары.

Не заметив ничего подозрительного, он круто развернулся ко мне:

— Ну ладно, так во что мы теперь играем? Что вы еще затеяли, а? Почему спрашивали в приюте о Лорен Сабо? Что вам о ней известно?

— Только то, что рассказал мне Винсент Сабо после того, как вы столь любезно рассказали ему обо мне. В том числе вы дали ему мой адрес, — сухо ответила я.

Мои слова немного выбили его из равновесия, но ненадолго.

— Что ж, Сабо — человек вполне почтенный, так? Разъезжает по городу в «роллс-ройсе», с шофером и так далее. Мне показалось, вам приятно будет для разнообразия пообщаться с приличным человеком из общества… И потом, он сказал, что знал вашего папу.

— Может, и знал. Правда, отец никогда о нем не упоминал.

Парри снова без разрешения плюхнулся на диван.

— Значит, он к вам приехал, так? А я все думал, объявится он или нет. Он не терял времени даром. И что он вам сказал?

— У нас с ним состоялся конфиденциальный разговор, — ответила я. — Вас он не касается. Но, если хотите что-нибудь написать в своем рапорте, напишите следующее: я не люблю, когда меня используют.

— Только не прикидывайтесь невинной овечкой! Вы ведь сами обожаете совать нос в чужие дела. Что вам сказал Сабо?

Я тоже села. В конце концов, я ведь у себя дома!

— Он сказал, что его приемную дочь похитили, а полиция, похоже, зашла в тупик, что ему совсем не нравится. Мы условились, что я сразу позвоню ему, если что-нибудь узнаю. Ему я рассказала более или менее то же самое, что раньше говорила вам.

Парри принялся задумчиво кусать кончики своих жидких усов.

— Зачем вы ходили в приют?

— Сама не знаю, — призналась я. — Наверное, потому, что, когда я спросила Винни, не оттуда ли она шла, когда ее похитили, его ручная горилла вышвырнула меня из машины.

— Она там помогала, — буркнул Парри. — Она из тех богатеньких девушек, которым нечем заняться, поэтому они вечно лезут всем помогать и делать добрые дела. Таким девочкам не нужно зарабатывать себе на жизнь. Папочки назначают им щедрое содержание.

— Почему Сабо так не хотел, чтобы я об этом узнала? — озадаченно спросила я.

— Он не одобрял ее занятия. Она бегала в приют тайком, у него за спиной. У меня сложилось впечатление, что он — человек властный и любит, чтобы все было, как хочет он. С другой стороны, он, наверное, боялся, что, если она будет вращаться не в том обществе, с ней случится что-нибудь плохое. Может, влюбится в какого-нибудь длинноволосого очкарика в сандалиях на босу ногу… В этакого охотника за богатым приданым. Откуда мне знать? Он ведь богач! Богачи обычно психуют из-за таких вещей. Дочка для него — зеница ока. Его жена умерла. Она — все, что у него осталось. Вот он и волнуется.

Я подумала: мы все-таки прошли большой путь по сравнению с нашей первой встречей, когда Парри сидел на диване, обращался ко мне на ты и притворялся, будто никакого похищения не было, а бедный старый Алби ничего не видел. Так я ему и сказала.