Наталья Берзина - Лед чистой воды

Закончить вопрос она уже не успела. Сын набросился на нее с такой яростью, что бедная женщина не успела даже закричать. Удары сыпались градом. Она пыталась укрыться под одеялом, но сын бил и бил ее. Нелепо размахивая тощими кулачками, он беспорядочно наносил удары, пусть и несильные, но злые, жестокие. Бил по лицу, по голове, по спине, по жалкой, некогда выкормившей его груди. Даже когда мать затихла и перестала сопротивляться, он продолжал наносить удар за ударом…

Звонок Хозяина разбудил Василия Тимофеевича еще затемно. Недовольно ворча, мужчина поднялся с постели, шаркая ноющими ногами, подошел к столу, взял трубку, некоторое время задумчиво смотрел на телефонный дисплей. Нажимать кнопку не хотелось, тягостное предчувствие холодно шевелилось в груди. Ничего хорошего столь ранний звонок предвещать не мог. Никакой информации от Лехи поступить еще не могло, значит, случилось нечто экстраординарное.

– Слушаю тебя! – наконец проворчал Василий Тимофеевич.

– Старик, беда! Возле базы начали крутиться посторонние! – почти кричал Хозяин.

– Забыл, как меня зовут? Ты кипятком не писай! Конкретно, что случилось?

– Прости, Тимофеевич, охрана доложила! Сегодня ночью кто-то проник на территорию. Забрался в боксы. Ребята его спугнули, ничего не украдено. Тот, кто побывал на базе, искал что-то вполне определенное.

– Что именно?

– Пока не знаю. Его не интересовали ни запчасти, ни топливо.

– Ты идиот! Какой дурак полезет на охраняемую базу за резиной или канистрой бензина? Где он рылся?

– В конторке и на складе.

– Как обнаружили?

– Сначала свет от фонарика, ну и собаки занервничали.

– Ты где сейчас?

– На базе.

– Жди, сейчас приеду. Ничего не трогай! – рявкнул Василий Тимофеевич.

Василий Тимофеевич кряхтя выбрался из машины. На площадке, залитой светом, толпились охранники. Хозяин бросился к нему:

– Вот! Осматриваем все!

– Ты совсем сбрендил? Мало того что сам приехал, так еще и людей сгоношил!

– Так ведь такое происшествие!

– Что выяснили? – ворчливо спросил Василий Тимофеевич.

– Кто-то перекопал все путевые листы и прочие документы.

– Ясно! Ты сам-то понимаешь, что к тебе забрались не просто воришки? Кто-то конкретно под школу копает.

– Менты?

– Скажи еще что-нибудь смешное! Им зачем по ночам в конторку лазить? Приедет взвод в масках, положит всех мордой в грязь и заберут все, что их интересует.

Валик остановился, лишь когда устал так, что дышал с трудом, едва удерживая в груди трепещущее от волнения и ярости сердце. В ярком свете лампы увидел сбитые в кровь руки, бесформенную груду смятого одеяла, из-под которого высовывались бесстыдно голые материнские ноги. Он тупо смотрел на бледные с голубоватыми жилками бедра, на вставшие почему-то дыбом волосы, на сведенные судорогой худые пальцы. Мать уже не двигалась. Валик дрожащей рукой одергивал материнскую ночнушку, случайно коснулся страшно холодной ноги и вздрогнул. Отпрянув, он споткнулся и упал на пол. Горечь заполнила горло. Поднявшись и затыкая ладонями рот, он бросился в туалет.

После он долго чистил зубы, стараясь избавиться от отвратительного привкуса. Не глядя, попытался нашарить полотенце, но его не оказалось на месте. В памяти снова всплыло то, что произошло несколько минут назад, и снова гадкий комок подступил к горлу. Обхватив руками раковину, он наклонился, привалившись к белому фаянсу чахлой грудью.

Обессиленный, он долго сидел на бортике ванны. Понемногу приходя в себя, он вспомнил, с чего все началось. Деньги! Он ведь держал в руках заветный конвертик! Но где же он? Вернуться в комнату матери было страшно. Но если не пойти туда, то все, что случилось, теряло всякий смысл. Всего несколько шагов по недлинному коридору. Но как их пройти? Там за неплотно прикрытой дверью лежит она. Уже холодная. Небрежно прикрытая простенькой ночной сорочкой. Ситцевой. Застиранной. С полуразмытыми голубенькими цветочками. Мама. Его родная мама. Забитая до смерти собственным непутевым сыном. Убитая ради тоненькой пачечки денег, на которые он собирался купить то, что принесет смерть чужим, совершенно незнакомым людям.

Он убийца! До этого мгновения он не считал себя таковым, но теперь все изменилось. Оказалось, что для перехода в иное качество достаточно было убить собственными руками. Пусть и собственную мать.

Но распахнуть дверь все равно было жутко. Свет заливал комнату. Мать по-прежнему лежала поперек дивана, голые посиневшие ноги свешивались почти до самого пола. Стараясь не смотреть на нее, он оглядел пол. Не найдя конверта, задумчиво поднял валяющееся возле дивана полотенце и вдруг увидел уголок конверта, сиротливо лежащего под правой ногой матери. Чтобы его поднять, необходимо было чуть подвинуть посиневшую ногу, но сделать это оказалось непросто. Он долго смотрел на конверт, не находя в себе сил прикоснуться к безжизненному телу. Наконец, намотав на руку полотенце, сдвинул ногу и подгреб конверт поближе.