Наталья Солнцева - Натюрморт с серебряной вазой

Дайверы негромко переговаривались.

– Чего ему надо?

– Да просто катается чувак, – обронил Стас. – На яхту пялится. Красивая яхта! Хозяин за нее небось кругленькую сумму отвалил.

– Зато своя. Теперь есть откуда нырять.

– По-моему, нас ждет облом, – заявил Антон, проверяя трубки. – С чего вдруг решили здесь искать?

– Ордынцев где-то карту раздобыл… типа с отметками мест гибели кораблей. Сейчас многие в кладоискательство ударились. А разные аферисты на них зарабатывают. Втюхивают фальшивку вместо настоящей карты и руки потирают.

– Ордынцев мужик умный…

– И не таких обманывали.

– Земля золото отдавать не хочет, а вода и подавно, – вздохнул Антон. – Здесь не Красное море, где каждый камешек, каждая ракушка на дне видны. Если и затонул торговый корабль, то за столько лет давно в ил ушел. И груз на одном месте лежать не будет. Его по-любому может либо течением отнести, либо…

Он замолчал, что-то обдумывая.

– Ну да, может, – подтвердил разомлевший от жары Стас.

– Когда судно терпит крушение, оно же не сразу тонет… его шторм кидает из стороны в сторону. Содержимое трюма и ящиков оказывается разбросанным порой на приличное расстояние.

Стас покосился на дремлющую блондинку и понизил голос:

– Нам-то какое дело? Хозяин башляет, мы трудимся. Сочетаем приятное с полезным. Погружаемся, да еще и денежки получаем за это. Плохо ли?

– Хорошо… – лениво отозвался Антон.

– Ты как будто недоволен?

– Если бы нам поручили баржу немецкую найти или самолет, было бы проще. Их тут видимо-невидимо. В войну в проливе тонули и транспорты с оружием, и десантные катера. Только это все ближе к берегам Крыма.

– Там погранцы бдят.

– С ними можно договориться. Мой приятель погружался с группой украинских дайверов, видел на дне «Мессершмитт»: немецкий истребитель с отломанным носом. Даже пару крупнокалиберных патронов подобрал возле него.

– От авиационного пулемета? – оживился Стас.

– Угу. А про золото я ничего не слышал.

– Да хрен с ним, с золотом. Я бы на «Мессер» поглядел! Кабина уцелела?

– Говорят, да. Но без летчика. Видимо, ему удалось спастись.

– Или рыбы съели, – усмехнулся Стас.

– Далось им это золото! – с сердцем произнес Антон.

– Кому это «им»?

– Ордынцеву и его девахе…

– Тихо ты! – поднес палец к губам Стас и перешел на шепот: – Руслана – барышня злопамятная. Если кого невзлюбит – прости прощай.

– Плевать!

– Драная кошка, – шепнул Стас. – Что Ордынцев в ней нашел? У него, между прочим, жена есть.

– И где она?

– Дома… в Москве. Он ей наверняка наплел с три короба… про деловую командировку. А сам милуется тут с Русланой.

Блондинка в кресле не пошевелилась. Она не могла слышать, о чем шепчутся дайверы, – плеск моря и крики слетевшихся чаек заглушили бы и более громкий разговор. Однако Стас предпочел не рисковать. Зачем ему портить отношения с Ордынцевым?

– Зато Смолякова – знаменитость, – возразил Антон.

– Да ладно… Ведет на ТВ дурацкое шоу, а Ордынцев от нее без ума.

Антон считал зазорным обсуждать женщин и деликатно повернул разговор в деловое русло, показав на акваланги, ласты и гидрокостюмы:

– Ну что, готово? Время идет. Погружаться надо до полудня, пока видимость хорошая. Потом уже не то.

Стас мечтательно произнес:

– Я ночной дайв люблю! Плывешь вдоль рифа, светишь фонарем… а из темноты смотрит кто-то. Ты на нее, она на тебя…

– Морская дева, что ли? Русалка?

– Сам ты русалка. Рыба! Здесь гротов полно, пещер подводных и живности…

Лавров ворочался в постели до рассвета. Сна ни в одном глазу. Обгоревшие плечи и шея саднили, из головы не шли слова Глории о слепом мальчишке. Откуда она узнала? Придумала на ходу? Впрочем, он уже не раз убеждался в ее правоте. Глория зря не скажет. У нее – дар!

Лермонтов… «Журнал Печорина». Лавров напрягся, припоминая школьную программу. Читал или не читал? Скорее всего, пробежал глазами – наспех, торопясь на футбольное поле или в секцию самбо. Литература – для девчонок, а настоящий мужчина должен уметь постоять за себя. Ему не за книжками сидеть надо, а мускулы накачивать.

В комнате гудел кондиционер, пахло чужим жилищем. Каждый дом имеет свой запах и свои звуки. За окном глухо шумело море.

Когда стало нетерпеж лежать, прислушиваясь к ночным шорохам, Лавров поднялся и босиком отправился в кухню. Там он оставил «Пантенол», которым лечил обожженную солнцем кожу. Побрызгал на больные места белой пеной, осторожно растер пальцами и подождал, пока впитается. Жжение утихло.