Николай Лучинин - Будни прокурора

— Когда вы в последний раз были в квартире Гармаш? — спросил Глебов.

— Во вторник, когда Анна уезжала к сестре. Прощаться приходил, — не то всерьез, не то иронически добавил Путоев.

— В какое время дня это было?

— Весь вечер я у нее был. Часов с семи и пока она к поезду не ушла.

— Ужинали вместе?

— Нет, они до меня поели. Я пришел, старуха как раз посуду мыла.

— Может быть, вас угощали чем-либо? Вином, водкой, квасом?

— Нет, не угощали. Да на что вам это нужно-то? — снова впав в раздражение, спросил Путоев.

— И воду не пили?

— Воду? — словно припоминая, задумался Путоев. — Воду, может, и пил. Ну, и что?

— А не вспомните ли, из какой посуды вы пили воду? — продолжал Глебов.

— Э, да вы, небось, отпечатки мои нашли! — сообразил Путоев. — Да их там сколько хочешь! И на кружках, и на стаканах — на чем хотите! И что из того следует? Факт, что старуху-то я не трогал, вещей не брал…

Поняв, что дактилоскопия не произвела ожидаемого эффекта, Глебов прервал Путоева, уверенный в том, что уж сейчас-то собьет его с толку:

— Но, может быть, вы объясните, почему оказалась в крови рубашка, которая была на вас в день убийства?

Путоев медленно повернулся к Глебову, сверлящими глазами посмотрел ему в лицо и, бледный от сдерживаемой ярости, вдруг порывисто поднялся со стула.

— Ничего я вам объяснять не буду — понятно? — угрожающе выкрикнул он. — И показаний давать больше не буду! Пишите, что хотите! На моей одежде крови быть не могло, а где вы взяли эту рубаху и чья она — вам лучше знать.

И, резко повернувшись, он кивнул сидевшему у дверей конвоиру:

— Давай, веди меня в камеру!

Не вставая из-за стола и стараясь говорить внушительно и спокойно, Глебов произнес:

— Сядьте, Путоев. Вас никуда не поведут, пока я не закончу допроса. А если вы не желаете давать показаний — это тоже надо оформить протоколом. И вам придется подождать, пока мы пригласим понятых.

— Приглашайте, кого угодно! — зло выдохнул Путоев и, отойдя от преградившего ему дорогу конвоира, сел на стул боком к Глебову, заложил ногу за ногу и стал разглядывать голенища своих сапог.

— Вы поймите, Путоев, — снова заговорил Глебов, втайне надеясь, что ему удастся продолжить допрос. — Поймите, что если вы не виновны, вам тем более необходимо дать показания. Вы ведь понимаете, какие против вас серьезные улики? Надо же их как-то опровергнуть…

— Я сказал, что никаких показаний больше давать не буду! — решительно заявил Путоев. — И кончайте эту волынку.

Глебов понял, что говорить с Путоевым, по крайней мере сейчас, когда он так возбужден и озлоблен, бесполезно.

Путоева увели. Вошел Лавров.

— Ну, как? — спросил он.

Глебов подал ему пять мелко исписанных листков протокола допроса.

— Допросил, — сказал он. — Но протокола Путоев не подписал. Заартачился неизвестно отчего, когда допрос по существу был уже закончен.

Лавров покачал головой и стал внимательно читать протокол. Потом вызвал по телефону дежурного и попросил привести Путоева.

Минут через пять дежурный доложил, что Путоев отказался выходить из камеры.

— Ладно, пусть остынет немного, — сказал Лавров и, оставшись вдвоем с Глебовым, спросил:

— Когда истекает срок его задержания?

— Через тридцать шесть часов.

— За это время вы должны успеть тщательно проверить, его показания. Допросите жену, ее подругу и этого Грешняка, на которого он ссылается. Дайте Путоеву очную ставку со свидетелем Родиным. И обязательно проведите следственный эксперимент — я забыл вчера сказать вам об этом. Надо проверить показания свидетеля Родина: можно ли в темноте на указанном расстоянии опознать человека? Постарайтесь с участием Родина как можно полнее воспроизвести обстановку. Узнайте на метеостанции, какая была ночь — лунная или нет.

— Ага, вот как раз кстати! — сказал Лавров, заметив вошедшего в кабинет Романова. — У вас есть что-нибудь?

— Пока ничего, товарищ прокурор. Но Олег Николаевич кажется уже крепко держит Путоева, — и он одобрительно поглядел на молодого следователя.

Оставшись один, Глебов задумался. Перебирая в памяти подробности разговора с Путоевым, он старался понять, почему этот допрос вызвал в нем чувство какого-то неосознанного беспокойства? Поведение Путоева было обычным для преступников, не признающих вину: голословное отрицание свидетельских показаний, утверждение своей невиновности и ссылка на родственников и знакомых… И все же в поведении Путоева было что-то такое, что заставляло Глебова вновь и вновь мысленно возвращаться к нему. Глебову было всего двадцать шесть лет. В этом возрасте не так-то просто понять чужой характер, почувствовать его. А ведь от этого зависит и умение правильно подойти к человеку. Да, жизненный опыт Глебова был небогат. И все же, будучи от природы человеком впечатлительным и наблюдательным, Глебов сейчас интуитивно чувствовал, что Путоев вел себя не так, как вел бы себя преступник. Его ожесточенность, озлобленность поразили Глебова с самого начала допроса, но он объяснял это недоверием подследственного к нему, молодому следователю. «Может быть, он думает, что я просто не смогу или не намерен объективно во всем разобраться? Что я обязательно хочу «списать» на него, семь раз судимого, это убийство? — думал Глебов, вглядываясь в сгущающиеся за окном сумерки. — И почему он так тяжело посмотрел на меня, когда я спросил про кровь на одежде? Непохоже, чтобы он был уличен этим вопросом. Неужели он все-таки не виновен и действительно считает, что мы просто «подгоняем» доказательства?»