Виктор Пронин - Высшая мера

- Сотенные? - задал первый и единственный вопрос Юферев.

- Те самые, капитан, те самые.

- И где это все происходит?

- «Пуп Земли».

- Еду. - Из трубки послышались частые короткие гудки.

- Будет через пятнадцать минут, - сказал Кандауров, укладывая трубку на место.

- Мне остаться? - спросил Трефилов - встреча со следователем даже в качестве постороннего его не радовала, видимо, были причины.

- Конечно, ты же здесь, в этом кабинете, - уточнил Кандауров, - полный хозяин.

- Если настаиваешь…

- Не настаиваю.

- Тогда пойду на девочек посмотрю. В случае чего - я в зале.

Кандауров ошибся - следователь приехал через десять минут. И не один - с ним были эксперт и фотограф. Работа явно оживилась, в глазах Юферева появился огонек надежды. Два или три официанта, бармен, швейцар хорошо запомнили гостей, и с утра можно было заняться составлением фотороботов, тем более что никто из кандауровских подчиненных не отказался помочь правосудию.

Пока эксперт искал отпечатки на бутылках, тарелках, фотограф снимал натюрморты с разных точек и под разными углами, пока Юферев выспрашивал у бармена малейшие подробности, сам Кандауров молча сидел за директорским столом и скучающе наблюдал за происходящим. Не видел он во всем этом никакого смысла, и юферевская деятельность казалась ему всего лишь поводом уйти от начальственного разноса. Дескать, не стоим на месте, дескать, работаем, ищем.

- Все снял? - спросил он у фотографа.

- Да, вроде…

- А вон та вилка, по-моему, осталась неохваченной! - указал Кандауров на стол все так же скучающе.

- Да нет, охвачена.

- Ну, раз охвачена - иди в зал. Там мои ребята и рюмку поднесут, и закусить дадут, и найдешь чего поснимать! Там мои девочки такое показывают!

Не знал еще, не ведал фотограф, что на следующее утро, при ясном свете, с разных точек и под разными углами будет снимать расстрелянный из трех автоматов серый «мерседес» Кандаурова, что его начальник Юферев, едва открыв дверь изрешеченного «мерседеса», тут же отшатнется, потому что ему под ноги свалится окровавленный Кандауров.

Да, это случилось на следующее утро, когда к залитым солнцем и только что вымытым гранитным ступенькам «Пупа Земли» неслышно подъехал серый, в мелкую, неуловимую глазом искру «мерседес» воровского авторитета. Едва он остановился, из какого-то «жигуленка» возникли три человека, за секунду до того натянувшие маски, и, не говоря ни слова, не теряя ни секунды, открыли огонь по стеклам автомобиля. В машине были трое - сам Кандауров, худой, легкий и порывистый, директор его ресторана Трефилов, замедленный, толстый, румяный, и водитель, человек, который шел с Кандауровым по жизни так долго и ни разу не подвел его, и даже умирая, успел все-таки включить первую скорость, успел нажать на газ, автомобиль даже дернулся вперед, но мотор тут же заглох, и ничего уже сделать водитель не мог, потому что его настигла смерть.

Выпустив по полному рожку из своих коротких черных автоматов, убийцы в какие-то секунды попрыгали в поджидавший их «жигуленок». Машина тут же сорвалась с места и скрылась за поворотом.

Оцепеневшие от ужаса прохожие проводили ее взглядами, но страх парализовал все их умственные и зрительные способности - ничего они не запомнили: ни убийц, ни номера машины, даже направления, куда свернул «жигуленок», указывали разные.

Единственное, о чем говорили уверенно, - «жигуленок» был голубого цвета.

Когда примчался со своими ребятами Юферев и открыл дверцу «мерседеса», ему под ноги действительно свалился Кандауров. Он был еще жив, но смерть уже подбиралась к нему, и происходило это ошарашивающе быстро, прямо на глазах.

Но у него еще хватило сил узнать Юферева.

- А, - прохрипел он, давясь кровью. - Саша… Я опоздал, я не успел… Мне конец…

- Держись, Костя, держись!

- Убей их, Саша… Убей… Обещаешь?

- Обещаю.

- Я верю тебе, Саша… Ты наш человек… Не надо суда, не надо следствия… Убей, и все. Иначе уйдут.

- Убью.

- Все… Пока… До скорой, Саша… - Голова Кандаурова неожиданно потеряла опору и как бы отшатнулась.

Это была смерть.

Апыхтин поймал себя на странном ощущении: теперь, когда у него в кармане лежал паспорт с другой, не его фамилией, когда жил он в другой квартире и занимался совсем другим делом, та судорога, которая не отпускала его несколько недель, как бы ослабла, и уже не было прежней душевной боли и чувства горя.

Да, отпустило.

Но жизнь не стала лучше, пришло какое-то равнодушие. И, сидя вечером перед телевизором, глядя на изрешеченный пулями «мерседес» Кандаурова, на него самого, он не взволновался, не встревожился. Все та же опустошенность, разве что с легкой примесью удовлетворения - он получил еще одно подтверждение принятого решения.