Виктор Пронин - Высшая мера

- В подъезде, - Брыкин пожал плечами.

- Выше квартиры Апыхтина? Или ниже?

- Это имеет значение?

- Конечно, - ответил Юферев, но пояснять ничего не стал и отошел к столу. Разложив бланк на гладкой поверхности, распрямил, сел в жестковатое кресло, которое отличалось от табуретки разве что спинкой да двумя подлокотниками, о которые прежний хозяин имел обыкновение открывать пивные бутылки. - Ты продолжай, - сказал он Брыкину. - А я пока маленько того…

- Что «того»?

- Подумаю.

- Хорошее дело, - одобрил Брыкин и снова склонился над мусором.

Пустой телеграфный бланк, лежащий на столе перед Юферевым, был не столь простой находкой, как это могло показаться человеку случайному, неопытному или попросту равнодушному. Юферев и обрадовался ему, и насторожился, и почувствовал легкий прохладный ветерок, исходящий от мятого клочка бумаги. Он уже сталкивался с чем-то подобным. Озноб, неуловимой волной пробежавший по всему телу, подтверждал - удача. Что-то приоткрылось в событиях, что-то засветилось в той кромешной темноте, которая окружала следователя последние часы.

Юферев осторожно перевел дыхание, словно боялся сдуть с бланка невидимые следы преступников, словно опасался, что вот-вот может слететь со стола этот голубоватый листок бумаги и унесет его, унесет злой ветер, запушенный силами недобрыми, сатанинскими. Это ощущение было настолько сильным, что он не выдержал и положил на листок железный дырокол.

И помимо его воли перед глазами вдруг возникла картина преступления, причем так явственно, с такими подробностями, что он закрыл глаза. Но возникшая картинка не стала от этого бледнее, она сделалась режуще-четкой, каждая подробность светилась в темноте и врезалась, навсегда врезалась в сознание. То ли от самой бумаги исходили эти наполненные ненавистью волны, то ли Юферев смог вызвать в себе какие-то неведомые силы и считывал с голубоватого бланка страшные видения…

- Послушай, Валера… - Юферев с трудом оторвал ладони от лица. - Послушай… Как мог этот бланк оказаться в подъезде?

- Да как угодно, - не задумываясь ответил Брыкин. - Тысячу способов могу назвать.

- Начинай, - тихо сказал Юферев.

- Что начинать?

- Перечислять эту тысячу способов. Итак, слушаю тебя… Способ первый.

- Ну… - Брыкин замялся. - Кто-то кому-то давал телеграмму, случайно или не случайно на почте сунул бланк в карман, а обнаружив его уже в подъезде, скомкал и выбросил.

- Обычно комкают бланки и выбрасывают их, когда написано что-то ошибочное, когда человек написал неправильный адрес, неудачный текст… А здесь нет ничего. Бланк чистый, если не считать губной помады.

- Хорошо! - охотно согласился Брыкин. - Девушка была на почте, отправила телеграмму, а один бланк сунула в сумочку - вдруг пригодится для интимных надобностей.

- Но ведь не могла же она его скомканным сунуть в сумочку!

- В сумочку она положила бланк, переломив пополам, - твердо сказал Брыкин. - А в подъезде вытерла им губы и, скомкав, бросила в угол. Годится?

- Нет, - Юферев улыбчиво покачал головой. - Прежде всего, здесь нет ровного излома. Никто никогда этот бланк не складывал ни пополам, ни вчетверо… Дальше… Этим бланком никто губы не вытирал.

- Но ты сам сказал, что там следы помады.

- Да, следы есть, Валера. - В голосе Юферева появилась некоторая торжественность. - Этого бланка кто-то лишь коснулся губами, нежно и трепетно. Или можно сказать иначе - бессознательно, волнуясь, трепеща. Здесь видны даже отпечатки губ с двух сторон… Женщина как бы взяла уголок бланка губами…

- А! - махнул рукой Брыкин. - Знаю. Видел. Сам видел. Есть у них такой прием - обхватывают губами платочек, газету, в данном случае это мог быть телеграфный бланк… Чтобы снять с губ излишки помады или же сделать эту помаду равномерной, слой подровнять, понимаешь?

- Нет, и это объяснение не подходит. Больно нежные касания. Никто этой бумагой слой помады не подравнивал.

- Что же делали с этим бланком? - Оставив наконец корзину, Брыкин приблизился к столу.

- Я бы сказал, но ты не поверишь, - Юферев затаенно улыбался.

- Поверю! - клятвенно заверил Брыкин и даже руку приложил к тому месту, где, по его представлениям, должно было находиться сердце.

- Его показывали.

- Кто показывал? Кому?

- Понимаешь, я прямо вот вижу, как это происходило! - воскликнул Юферев и опять почувствовал пробежавший по телу холодок озноба.

- Ну? - снисходительно, произнес Брыкин. Юферев некоторое время смотрел прямо перед собой в грязноватую стену кабинета, словно не решаясь поделиться тем, что вдруг каким-то невероятным, колдовским образом открылось ему в эти минуты.