Геннадий Ангелов - Западня для киллера

– Вы понимаете, Мария Степановна, мне не верится, что ваш сын мог вот так ни с того ни с сего умереть. Смерть вызывает подозрения лично у меня. Скажите, он болел чем-то? Может, были проблемы с сердцем или хронические заболевания?

– Что вы, – женщина махнула рукой, – Стасик был крепким парнем, плаванием занимался со школы.

Она поднялась и вышла в комнату. Через минуту Мария Степановна уже показывала Протасову грамоты, которыми награждали её сына.

– Вот это со школы, а это Стасик участвовал в олимпиаде и, между прочим, занял второе место.

Протасов смотрел и понимал, что такой парень не мог иметь проблем с сердцем. Он положил грамоты на стол и принялся за чай.

– Вкусный у вас чай, ароматный!

– Берите печенье, я сама его утром испекла.

Он рос умным, начитанным мальчиком, – продолжила рассказ Мария Степановна. – Во всём виновата улица и дружки, которые Стасику прохода не давали. Мой супруг работал за границей, и я сама занималась воспитанием сына. Рос он практически без отца, а что может сделать мать, если нет мужской поддержки? – Она вытерла платком ещё одну слезу и сделала глоток чая.

– Вы не волнуйтесь, – сказал Протасов и положил свою руку в знак поддержки и понимания на руку старушки.

– Во всём виноват Юрка Мешков, это он втянул Стасика в дурную компанию.

– А они дружили с Мешковым?

– Ой, ну как они дружили? Разве это друг? Когда Стасика посадили, так он даже не проведал того в тюрьме. Я сколько раз его просила, чтобы он написал, поддержал в беде… Без толку. А после и сам угодил за драку. Стасик до знакомства с ним не курил, не выпивал, а связался с этим шалопаем и изменился до неузнаваемости: начал поздно приходить домой, иногда выпивши. Деньги начали водиться… Хотя он не работал, а учился. После и учёбу забросил. Сколько я пыталась на него воздействовать! И наказывала, и грозилась милицией… Один раз даже на коленях умоляла бросить друзей и взяться за ум. А когда пришла милиция и арестовала его, так участковый меня обвинил, что, дескать, вы мать такая, раз не смогли сына наставить на правильный путь.

Женщина заплакала, и майор, извинившись, собрался уходить.

Уже в дверях он остановился.

– Вы простите, Мария Степановна, что потревожил вас.

– Да ладно уж… Стасика не вернуть, и это больней всего…

Она закрыла дверь, а Протасов вышел на улицу.

«Что-то тут не так, – подумал он. – Какая-то странная история. И нет главных её виновников…» Куда дальше? Идти по другим адресам он не захотел и решил поехать на работу. На крыше машины сидели голуби и ворковали. Он прогнал голубей и достал тряпку, чтобы вытереть лобовое стекло. Поднял голову наверх и увидел, как Мария Степановна из окна наблюдает за ним. Сел в машину, завёл двигатель. Мотор работал тихо после капиталки. Трогаясь с места, он ещё раз посмотрел наверх, но старушки в окне уже не было.

Камера ночью не спала, после разборок с Ветровым появились желающие опустить этого несчастного. Тот сидел на полу и молчал. Под глазами сияли громадные синяки, и говорил он с трудом. Скорее всего, когда колошматили, поломали челюсть. Во время вечерней проверки он притворился спящим, и никто из контролёров не заметил избитого заключённого. За такие разборки могли пострадать все, и Вася готовился к шмону и милицейским дубинкам. Он проходил через такое много раз в колонии и знал, что менты на такие вещи не закрывают глаза. В тюряге держали на случай бунта ОМОН, который проводил среди арестантов профилактику. Причём безжалостную и бесчеловечную. Когда группа спецназовцев влетала в камеру, попадало всем без исключения. Особенно они не любили блатных и старались как можно больнее ударить, унизить, заставить человека отказаться от понятий. Силовые методы иногда давали результат, но в основном только злили людей и вырабатывали в них стойкое неприятие власти в целом. Заключенные лишний раз старались не нарываться, вели себя тихо и мирно, но случай с Ветровым давал основания, что просто так это дело не закончится…

Насиловали Ветрова цинично и бесцеремонно. Двое шнырей держали за руки, а Жорик, танкист Игоря, стянул с Ветрова штаны и с силой вгонял член в его задницу. Ветров попробовал закричать, но один из шнырей закрыл ему рот полотенцем. Кровь медленно потекла по ногам Ветрова, а Жорик продолжал получать удовольствие.

– Смотри, так он целка, – сказал Андрюха и заржал.

Другие арестанты потирали руки и ждали своей очереди. Вася отвернулся и уставился в окно. Скрипел зубами, но решил не вмешиваться. Белобрысый стоял возле дверей и закрывал глазок, чтобы менты не поймали их на горячем. Кормушка открылась тихо, без звука. Никто ничего не понял. В центр камеры влетел какой-то свёрток, закрутился на месте и взорвался. Камеру затянуло едким дымом, и тут же в кормушке появилось дуло автомата. Очередь холостых патронов нарушила планы насильников. Дверь моментально открылась, и влетел ОМОН, который начал дубинками бить всех подряд. Омоновцы были в шлемах и со щитами. Тех, кто стоял на ногах, прижали щитами к стене и дубасили по ногам. Народ орал истерически, и в этом хаосе невозможно было понять ничего. Меньше всего досталось тем, кто успел спрятаться под нарами, но потом их вытягивали за ноги и били дубинками по почкам и спинам. Пелена тумана рассеялась, а ОМОН продолжал свою работу.