Юлия Алейникова: Дама с горгульей

Ирина Александровна тут же подсела к дочери, а Алексей Николаевич подошел к хрипящей на диване Елене Сергеевне, похлопал ее по руке.

– Держись, Лена! Волька был хороший мужик, такого никем не заменишь, – отпустил он весьма двусмысленную в его ситуации реплику. – Хорошо хоть, что не мучился, а сразу. Всем бы так, – философски закончил Сидоренко и сел в свободное кресло.

– Бабушку известили? – с жеманным страданием в голосе спросила Анжела, глядя на Гриппу с Еленой Сергеевной. Во взгляде молодой женщины явственно читались испытываемые к родственницам чувства.

– Не знаю, – еле слышно ответила Гриппа, удивившись слабости и хрипоте своего голоса. Дрожь стала отступать, и она уже могла не сжимать так сильно руки.

– Бедная бабуля, не дай бог пережить собственного ребенка, – прижимая к себе Феликса, проговорила Анжела.

Ее слова прозвучали фальшиво, неуместно, и все, включая Ирину Александровну, уставились на нее с немым укором. Анжела смущенно заерзала, но тут же совладала с собой и задумчиво, словно советуясь сама с собой, продолжила начатую тему:

– Все же надо сообщить. Кто-то должен взять на себя эту тяжелую обязанность.

Ей снова никто не ответил.

– Если никто не хочет, видимо, придется мне, – спустя минуту с ноткой самоотречения в голосе сказала Анжела.

– Думаю, лучше дождаться прибытия врача. – Остановил ее незаметно появившийся в комнате Сокольский. – Елена Сергеевна, прибыла полиция. Сейчас они беседуют с гостями, после чего посторонние покинут дом.

Елена Сергеевна вздрогнула, непонимающими глазами взглянула на говорившего, потом, словно бы осознав смысл сказанного, захлебнулась новым потоком рыданий.

Ирина Александровна приподняла недоверчиво брови и попыталась поджать налитые силиконом губы.

Если Елене Сергеевне еще удавалось поддерживать приличную природную форму, то ее предшественница давно уже в деле борьбы за минувшую молодость доверилась пластическим хирургам. Лицо Ирины Александровны было неестественно гладким, брови – высоко приподнятыми, глаза – презрительно суженными, а губы – неестественно полными. Декольте же вздымалось с таким боевым задором, что позавидовали бы и некоторые двадцатилетние барышни. Все это, вместе взятое, неплохо смотрелось с расстояния метров пятидесяти, но при близком контакте вызывало суеверный ужас. Гриппа с матерью между собой называли Ирину Александровну Франкенштейном.

Поймав себя на этих суетных, пустых мыслях, Агриппина смутилась и покраснела. А затем, уловив на себе недобрый, внимательный взгляд Анжелы, вся сжалась и уткнулась глазами в сплетенные на коленях руки.

– Как думаете, сколько эта полицейская канитель времени займет? – нервно обратился к задержавшемуся в комнате Сокольскому Валерий Коробицкий.

– Все зависит от того, к какому выводу придет следствие, – холодно и неприязненно ответил тот, пристально взглянув на хозяйского зятя.

– И что это должно значить? – не глядя на собеседника, уточнил Коробицкий, полностью сосредоточившись на тушении в пепельнице сигареты.

– Если в смерти Вольдемара Сигизмундовича заподозрят злой умысел, следствие может затянуться.

– Злой умысел? – вскинула украшенную замысловатым убором голову Ирина Александровна. Она сегодня была облачена в костюм Клеопатры, весьма смелый и откровенный, дополненный ярким, броским макияжем.

– Если полиция решит, что произошло убийство, следствие может затянуться, – повторил Сокольский.

– Убийство? – неприлично икнула Елена Сергеевна. – О боже! Но как? Кто мог это сделать? – Глаза женщины непроизвольно метнулись к Ирине Александровне с Анжелой.

Те ее взгляд поймали и набросились на новоиспеченную вдову, как голодные собаки на сахарную косточку.

– Что ты на нас уставилась? – без всяких намеков на светский лоск гавкнула Анжела. – Тебе лучше знать, кто мог отца укокошить. Дом твой и вечеринка твоя! А может, это был придуманный тобой трюк?

Елена Сергеевна испуганно покачала головой.

Госпожа Начинкина была самой миниатюрной и хрупкой среди присутствующих дам, и было бы смешно ожидать, что она отважится вступить в открытую стычку с высокой, статной Анжелой. Но так мог бы подумать лишь человек, плохо знакомый с балетной средой, тот, кто наивно воспринимает мир балета воздушно-неземным, парящим над суетой, а балерин – возвышенными, бестелесными созданиями наподобие фей или эльфов. Но такое мнение глубоко ошибочно. Ибо в любом замкнутом сообществе методы и приемы борьбы за место под солнцем всегда бывают жестче и грязнее, чем в открытом мире. Здесь, как говорится, пленных не берут. А Елена Сергеевна прошла неплохую школу выживания, еще учась в балетном училище, и для нее габариты соперницы значения не имели.