Юлия Алейникова - Ей прописали смерть

– Точно, – одобрительно кивнула Амалия. – Если убийца не приводил Муромцеву к себе домой, в чем я лично крупно сомневаюсь, он наверняка встречался с ней в кафе. Там предложил ей выпить, скажем, за успех, или за детей, или еще за что-нибудь. Угостил кофе с пирожным, а, скажем, в дверях всадил ей шприц с лекарством. Она могла и не понять, что это.

– Как это? – растерялась Катя, пытаясь сообразить, каким образом можно не заметить, как тебе в людной кондитерской в пятую точку шприц втыкают.

– А так. Во время инъекции ощущается лишь мгновение, когда игла входит в тело. Но это, как я уже сказала, мгновение. Некоторые лекарства вводятся вполне безболезненно. Я дедуле столько инъекций сделала, не меньше какой-нибудь медсестры. Так что знаю, – уперев руки в бока, с гордостью заявила Амалия, а дедуля энергично закивал.

– Амаличка у нас на все руки мастерица. Умница, красавица. Ох, и повезет же кому-то, – смахнул предательскую слезу дедуля.

– Дед, ну ладно тебе. Я замуж вообще не собираюсь, ближайшие лет сто точно, – нежно погладила деда по всклокоченной седой голове Амалия. – Так вот, по поводу инъекций. Лекарство вводят не только в пятую точку, но и в плечо, и в ногу, и под лопатку. И кстати, это можно сделать через одежду, – многозначительно проговорила она. – А теперь представьте. Муромцева в кафе ощущает какой-то укол. Выходит на улицу, потирает плечо, все проходит. Она списывает это на прострел, на онемение, еще на какую-то ерунду, да ее еще отвлекает собеседник. Она тут же про это ощущение забывает, потому что просто не ждет, что кому-то придет в голову делать ей укол, тем более ее убивать. Дальше, Муромцева прощается с убийцей и идет на вокзал. По дороге ей становится плохо. Окружающие реагируют не сразу. Это уж как обычно. Потом находится кто-то сердобольный, наконец вызывают «неотложку». Муромцеву увозят в больницу, но уже поздно. Документов нет, родственники в Сыктывкаре. Труп неопознан. Никто его не ищет. Убийца безнаказан.

– Ну, Амалия! – снова задохнулась от восторга Катя. – Ты гений!

– Гений! Настоящий гений! – вторил Кате дедуля.

– Конечно, потеряй Муромцева сознание в поезде, вышло бы еще лучше. На нее могли бы и сутки внимания не обращать. Подумали бы, что напилась и спит в дороге.

– Точно, – согласно кивнули зрители.

– Так вот, какие наши действия в данной ситуации? – огорошила их следующим вопросом Амалия.

Катя в очередной раз ощутила свою полнейшую несостоятельность и бесполезность.

– И какие?

– Обход ближайших к вокзалу кафе, кондитерских и ресторанов. Их в последнюю очередь. Конечно, времени потеряно много, но, если повезет, кто-нибудь Муромцеву опознает, – заключила Амалия. – А потому одевайся, Катерина, и на Витебский вокзал, проводить разыскные мероприятия. А кстати! – спохватилась в дверях Амалия. – Ты вспомнила, что такого ты знаешь, за что тебя убить хотят?

– Нет, – растерялась Катя, но потом спохватилась: – Да когда мне было вспоминать? Мы всю ночь морги прочесывали. И кстати! Мы же Ирине в Сыктывкар еще не позвонили. – Весь Катин энтузиазм и бодрость как ветром сдуло.

– Да, – хмуро согласилась Амалия.

Вчера ночью она решила не звонить девушке, чтобы дать ей возможность выспаться и набраться сил перед таким ударом. Катя с Амалией согласилась скорее из трусости, чем из сострадания. Она почему-то была уверена, что разговаривать с Ириной придется ей.

– Ладно, – произнесла Амалия, берясь за телефон. – Я звоню Ирине, а ты вспоминай, не отлынивай. – И она бесстрашно набрала номер.

– Вера Алексеевна! Там больную по «Скорой» привезли. Состояние тяжелое, и муж говорит, будто ваша знакомая.

Дежурство в НИИ «Скорой помощи» никогда не бывает спокойным. Алкоголики, напившиеся денатурата, старушки, сослепу перепутавшие склянки, жертвы глупых розыгрышей, съевшие или выпившие то, чего не надо, отравления недоброкачественными лекарствами и продуктами. Чего только не насмотришься в родном отделении. Но вот знакомых Вера за все годы своей работы ни разу на дежурстве не принимала.

Пока спускалась в лифте в приемный покой, о ком только не передумала. Ну, уж кого она увидеть не ожидала…

– Господи, Алка!

На белой простыне лежала с бледным перекошенным лицом и закатившимися глазами ее давняя, еще школьная подруга Алка Хорошевцева. В дверях, издавая отчетливый запах корвалола, маячил Алкин муж, Всеволод Сергеевич. Большой начальник, важный, пузатый и совершенно потерянный. Кивнув Севе твердым успокаивающим кивком, Вера вошла в бокс и захлопнула за собой двери.