Евгения Леваковская - Нейтральной полосы нет

— Сейчас уже навряд ли, поздно с собакой, — авторитетно заявила Вика, не имея решительно никакого представления, когда можно, когда нельзя с собакой.

С каждой минутой почтительная заинтересованность Любы возрастала. На погоны Вики она теперь поглядывала с теплом и надеждой. Когда они расстались, обе довольные встречей, столь неудачно начавшейся, магазины уже закрывались на обед. Вика решила не делать своей привычной полупробежки и прибегнуть к услугам общественного транспорта — полдня ее нет в комнате, а еще надо подготовить сводку для Огневой.

И уж обязательно придется зайти к начальству с несколько неожиданным материалом.

Неожиданна не сама кража. Ну, обокрала какая-то негодяйка фабричных девчат. Что ж, к сожалению, еще бывает. Неожиданно все остальное. До сего часа Вике не приходилось слышать столь конкретных и грубых обвинений в адрес своих «однополчан», людей, как и она, одетых в форму цвета маренго. Ее учили, и она привыкла верить, что святая обязанность работника милиции — бережно относиться к человеку, от любого гражданина принять заявление, жалобу…

Ей думалось, что излишне нянчимся мы с иными жалобщиками, склочниками, пьяными дебоширами. Ну, разве не обидно хорошему парню, старшему сержанту Коле Фомину, у которого, как и у нее, десятилетка и два курса института за плечами, который знает, когда возникло и когда перестало существовать государство Урарту, — разве не оскорбительно ему волоком тащить до спецмашины заблеванного хулигана, который сопротивляется, а утром еще и жалобу напишет, дескать, грубо его в машину грузили?

Каждый день, каждому наряду внушают: к пьяным самбо не применять. А собственно, почему?

Жалко! Вике жалко чистых, хороших ребят постовых, участковых, патрульных, обреченных в прямом смысле этого слова возиться в мерзости, в грязи.

А тут вот — неожиданное…

От автобуса до отдела рукой подать. Несколько шагов Вика пробежала, потом решила, что это несолидно — вбежать в кабинет начальника.

Кабинет Фузенкова помещался на втором этаже. Внизу около дверей детской комнаты сидела женщина с подростком. У Вики екнуло сердце — давно ли сидят и видел ли их Фузенков? Пусть хоть двадцать раз была она занята делом — замечание влепят. Такая уж в этом доме, в том числе и в детской комнате милиции, работа.

Редко приходят сюда люди в состоянии покоя, рассудительной готовности к беседе. Чаще человек прибегает взволнованный; то ли событие его потрясло, то ли решил что сгоряча, гложет его сомнение, а то и охватывает страх. Не встретишь его в нужную минуту, не угадаешь со словом, необходимым ему в трудный миг, и — уйдет человек, унесет с собой беду, ставшую вдвое тяжелей оттого, что не помогли ему, как он надеялся. А ведь беда может и трагедией обернуться…

Так вот, у дверей детской комнаты Вика увидела очень бледного мальчика лет четырнадцати. Даже здесь, в неярком свете, было видно, как он бледен. Мальчик сидел прямо, не касаясь спинки стула, не опираясь на подлокотники, весь напружиненный, не поворачивая головы, словно ее уже придерживали металлические захваты для спецфотографии.

А женщина — наверное, мать, они были здорово похожи — обмякла, расслабилась, заполнила все кресло, словно с трудом добралась до него, как до последнего прибежища. Мать и сын не смотрели, не касались друг друга. Мальчик коротко взглянул на Вику, не шевельнувшись, и снова опустил глаза. Женщина же, с неожиданной после ее безвольной позы легкостью, вся подалась навстречу Вике, глядя на нее с нетерпением и надеждой.

— Я прошу вас извинить меня, — обращаясь к матери, сказала Вика. — Я прошу извинить меня. Я сейчас к вам спущусь, и мы поговорим. Ну, буквально через десять минут…

— Я подожду, — сказала женщина, с облегчением откидываясь опять на деревянную спинку. — Это даже хорошо. Я приду в себя, а то сейчас я и говорить, наверное, не смогу.

Подлинное страдание выражалось на ее заплаканном лице, и Вика, тщетно стараясь подавить в себе это чувство, ощутила неприязнь к сидевшему рядом с матерью мальчику. Они говорили как бы поверх него, а он сидел, ни единым движением не выдавая своей сопричастности к теме разговора.

«Завидная выдержка», — не с добром подумала о нем Вика. И мальчик и мать были с достатком одеты. Пострижен он коротко, аккуратно, на хипеныша не похож.

У Фузенкова, по счастью, никого не оказалось. Он говорил по телефону, когда Вика, постучав, заглянула в его большой кабинет. Не оставляя трубки, он кивнул ей, рукой показал на кресло у перпендикулярного стола.