Иван Василенко: Часы Мериме

Она пела и бросала на тетушку «пламенные» взоры, точно перед ней сидела не тетушка, а сам Хосе, возлюбленный Кармен. Но при слове «берегись» в глазах ее вспыхнул такой алчный огонек, что мне стало не по себе.

А тетушка, окрестив руки на груди, смотрела на зеленую и улыбалась…

На следующий день, как только в гостиной появилась зеленая, я опять вооружился наушниками. Но и на этот раз за стенкой шли пустые разговоры: о гимназисте Ликеардопуло, который так влюбился в инженю-лирик городского театра Снежину, что пустил себе за кулисами пулю в лоб. «Разве теперь умеют так любить! — патетически восклицала зеленая. — Эх, прошли времена Хосе и Карменситы! Не любовь теперь, а какое-то слюнтяйство!» Я чуть не выскочил в гостиную, чтобы дать ей достойную отповедь. «Пуля в лоб»! «Слюнтяйство»! Ах, старая кошка! Что ты понимаешь в нашей любви! Но все-таки я сдержался. Терпи, товарищ Копнигора, терпи! Не дай тебя спровоцировать!

И терпение мое было вознаграждено. По крайней мере, одна ниточка в этом клубке в мои руки попала.

Было так: утром, когда я собирался в институт, в окно гостиной кто-то постучал. Взглянув, я увидел, что за окном стоит зеленая.

— Открой форточку! — крикнула она тетушке. Когда тетя Наташа выполнила ее просьбу, она просунула в комнату какую-то книгу. — Вот, специально для тебя посылала человека в Ростов, к знакомому букинисту. Тоже в своем роде уникум. Читай и наслаждайся. — Потом, пошарив через стекло глазами по комнате, добавила: — Там я кое-что подчеркнула. Ну, читай, дуся моя! Я вечерком загляну.

«Неужели зеленая достала для тети какой-нибудь новый словарь? — подумал я. — Хочет подластиться?»

Тетя раскрыла книжку, взглянула на титульный лист и радостно засмеялась. Но вместо того чтобы поставить книгу в красный шкаф, рядом с другими словарями, она положила ее в ящик письменного стола и навернула ключ. Правда, ключ она так и оставила в замочной скважине, но книгу-то все-таки спрятала! «Нет, это не словарь», — решил я.

Из дому мы вышли вместе: тетя повернула направо, к рынку, я — налево, в институт.

Но, пройдя квартала два, я вернулся, открыл дверь флигелька и вошел в гостиную. У столика, в котором тетушка спрятала книгу, я в нерешительности остановился. Что там ни говори, а тайком лезть в ящик чужого стола противню. Пересилив себя, я повернул ключ, вынул книгу и раскрыл ее. На титульном листе, желтом от времени, стояло: Prosper Mérimée, Nouvelles choisies, Paris, 1852».

Ага, вот оно что! Новеллы Мериме! Значит, опять «Кармен»?

Я стал лихорадочно листать книгу в поисках подчеркнутого. Вот «Этрусская ваза», вот «Двойная ошибка», вот «Венера Илльская», а вот и «Кармен»… Но что же здесь подчеркнуто? Ага, вот! Красным карандашом…

Французский я учил и в школе, изучаю его и в институте, в общем знаю неплохо, но тут от волнения и спешки значения всех французских слов выскочили у меня из головы. Я закрыл книгу, сосчитал до ста, чтоб успокоиться, и опять раскрыл. Вот что я прочитал:

«Немного подумав, она согласилась, но прежде чем решиться, захотела узнать, который час. Я поставил свои часы на бой, и этот звон очень ее удивил.

— Каких только изобретений у вас нет, у иностранцев! Из какой вы страны, сеньор? Англичанин, должно быть?

— Француз и ваш покорнейший слуга. А вы, сеньора или сеньорита, вы вероятно, родом из Кордовы?

— Нет.

— Во всяком случае, вы андалузка. Я это слышу по вашему выговору.

— Если вы так хорошо различаете произношение, вы должны догадаться, кто я.

— Я полагаю, что вы из страны Иисуса, в двух шагах от рая.

— Да полноте! Вы же видите, что я цыганка. Хотите, я вам скажу «бахи»? Слышали вы когда-нибудь о Карменсите? Это я».

Через две-три страницы опять подчеркнуто:

«Я возвращался к себе в гостиницу немного сконфуженный и в довольно дурном расположении духа. Хуже всего было то, что, раздеваясь, я обнаружил исчезновение моих часов».

Та-ак!.. Опять о часах… А еще ниже подчеркнуто синим:

«— Мошенник под замком, — сказал монах, — и так как известно, что он способен застрелить христианина из ружья, чтобы отобрать у него песету, то мы умирали от страха, что он вас убил. Я с вами схожу к коррехидору, и вам вернут ваши чудесные часы».

И здесь о часах!