Ги Де Кар - Чудовище

Поднявшись, старый адвокат взвесил папку на руке и ответил:

— Все ясно… Во всяком случае, нельзя пожаловаться, что мои именитые предшественники поленились собрать свидетельства. Остается надеяться, что их убедительность не уступает весу…

Не добавив более ничего, он засунул досье в портфель, где оно нарушило привычное одиночество «Газетт дю Палэ», и направился к двери.

— Дельо, — окликнул его несколько смущенно старшина сословия, — ты на меня сердишься?

— Что ты, вовсе нет… Ты сделал свою работу, вот и все! Я постараюсь сделать свою…

— Ну-ну, напрасно ты так! Вчера, перед тем как принять окончательное решение, я пролистал это дело — просто чтобы понять, почему коллеги от него избавлялись. Думаю, теперь я знаю. Само по себе дело не сложное: преступление бесспорно, убийца и не пытался ничего отрицать. Жертва, похоже, совершенно безобидна… а вот преступник, Жак Вотье — прелюбопытнейшая личность. Скорее всего он сам отпугнул защитников…

— Вот как! Вдобавок окажется, что убийца — настоящее чудовище?

— Не хочу навязывать тебе своего мнения. Ознакомься с делом, и сам все поймешь… Возможно, тебе понадобится дополнительный срок, чтобы подготовиться к защите. Если что, обращайся ко мне, и мы перенесем процесс.

— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы до этого не дошло, — промолвил Дельо. — Раз вино на столе, его надо выпить; раз преступление совершено, его надо судить без промедления. Либо подсудимый виновен, и остается лишь как можно быстрее вынести приговор, либо он невиновен, и тогда я считаю несправедливым продлевать его предварительное заключение.

— Ну, в данном-то случае, старина, виновность твоего подзащитного вряд ли подлежит сомнению. К тому же, судя по всему, он собирается сразу же признать себя виновным…

— Позволю себе заметить, дорогой старшина сословия, что теперь это касается только его и меня…

— Конечно, конечно. В конце концов убил-то он, это бесспорно! А раз так, то, боже мой, шесть или восемь месяцев предварительного заключения — ничто в сравнении со сроком, который он получит, если, конечно, тебе удастся спасти его от гильотины!

— Я загляну к тебе через недельку, поделюсь впечатлениями, — сказал Дельо вместо прощания. Пожимать руку этому горе-старшине, взвалившему на него такое дело, он посчитал излишним.

Впервые он шел по Торговой галерее быстрым шагом. У входа в вестибюль он нос к носу столкнулся с Бертэ, одним из многих, кто обыкновенно не замечал его.

— Да ведь это наш добрый Дельо! — воскликнул Бертэ. — Как поживаете, дорогой друг?

От изумления Дельо потерял дар речи: вот уж воистину день сюрпризов!

— В добрый час! — продолжал его собеседник, указывая на разбухший портфель. — Работа на столе! Интересная?

— Здесь у меня, — ответил старый адвокат с конфиденциальным видом, — весьма важное дело…

— В Исправительном суде?

— В Суде присяжных! — небрежно бросил Дельо, удаляясь.

Теперь уже Бертэ остолбенел от изумления.

Пока новоявленный защитник Вотье шел в гардеробную, чтобы сменить свею бесформенную шапочку на измятый котелок, он думал о том, что впервые в жизни сумел произвести на кого-то впечатление. Одно то, что он получил возможность произнести эти два слова, одновременно страшных и магических — «Суд присяжных», — сразу возвысило его в глазах окружающих. Теперь надо любой ценой добиться успеха… Но отчего же за это дело никто не пожелал взяться?

Он понял это спустя несколько часов после того, как прочел и перечел материалы, собранные двумя его предшественниками. Некоторые бумаги были испещрены их пометками. Дельо начал с того, что стер все замечания своих коллег. Сам он никогда ничего не помечал, полагаясь на память и предпочитая иметь дело с сухим языком документа.

За окном уже сгустились зимние сумерки. Рабочий кабинет в скромной квартирке на пятом этаже старого дома по улице Сен-Пэр, которую Виктор Дельо занимал уже много лет, был освещен лишь лампой с зеленым абажуром, стоявшей на письменном столе. Обычной неспешной походкой старый адвокат подошел к вешалке в углу прихожей, снял с нее линялый домашний халат и накинул поверх блузы. Затем он прошел в крохотную кухню и подогрел кофе, сваренный приходящей служанкой. Кофейник и щербатую чашку он отнес в кабинет и устроился в дряхлом кресле, закурив для полноты ощущений одну из сигар, подаренных старшиной сословия.

Но адвокат не просто блаженствовал — смежив веки, он размышлял. Из кажущегося оцепенения он выходил только дважды, чтобы переговорить по телефону.