Александр Бушков - Сходняк

Например, за время их кружения по городу попалась всего одна отечественная лайба серии «жигуль», а так ездили и стояли возле домов главным образом авто импортные и, главным образом, японского розлива.

– Ну что, москвич, – отвлек Алексея от наблюдений Поп. – Хотел бы здесь поселиться?

– Надо подумать, – ответил Карташ.

«Брожу по миру, собираю кликухи, – вдруг пришло в голову Карташу. – В Туркмении удостоился погоняла Яланчи, теперь стал Москвичем. Так и представляться теперь стану: „Я, Леха-Москвич-Яланчи, понял, бля!?“ О темпоре, о морес...»

Тем временем кортеж выехал на окраину Нижнекарска, свернул к одиноко стоящему особнячку, окруженному кованой чугунной оградой. Автомобили проехали под воротами со скромной вывеской «Приют олигарха», описали круг по двору, в центре которого вздымалась метров на десять деревянная горка для увеселительных спусков подвыпивших гостей, и остановились возле высокого, украшенного резьбой крыльца. Хоть это заведение и являлось рестораном, но почему-то Карташ был уверен, что с его общедоступностью дела обстоят неважнецки. Скорее всего, используется оно исключительно под клуб сильных града сего, и гражданам с улицы, даже если у тех и шуршат в кармане подходящие деньжата, попасть внутрь проблематично.

Подведенные каждый от своей машины пленники вновь сошлись на крыльце.

Далее их провели через просторный, весь в зеркалах, холл, сопроводили вверх по лестнице с бордовой ковровой дорожкой по центру, навевающей мысли о дворцах бракосочетания. На втором этаже их встречал представительный седовласый господин в смокинге и при бабочке, похожий на отставного культуриста. Он распахнул перед гостями толстые двери, сработанные из кедра (которые, в случае чего, не приходится сомневаться, выдержат и крупнокалиберный пулеметный огонь), – и гости вошли в зал.

М-да, гражданин олигарх место своего обеденного отдыха обставил от души и от всех щедрот, как говорится – не оглядываясь и не прислушиваясь. Стены были отделаны темными дубовыми панелями, кое-где на них висело оружие, причем самых разнообразных народов и эпох (Карташ разглядел японскую катану и прямой русский меч, алебарды, кистени, мушкеты и дуэльные пистолеты), хотя предпочтение все же отдавалось оружию холодному. А в дальнем углу зала, в нише, застыл, опираясь на полосатое турнирное копье, собранный из доспехов рыцарь, словно позаимствованный из старой доброй советской комедии «Иван Васильевич меняет профессию». Плотные толстые шторы на окнах были задернуты, зал освещали электрические светильники, стилизованные под факелы. Центр же зала занимал огромный круглый стол. Разумеется, ломящийся от всяческих яств и напитков, кои были сосредоточенно поглощаемы десятком едоков и пивунов. Никто не был ни в смокинге, ни во фраке, ни в прочих буржуазных пережитках моды, в каковых надлежит присутствовать на приеме у самодержца. Кто изволил явиться в простом костюмчике и дешевом галстуке, кто в джинсах и рубахе навыпуск, и, хотя попадались и особи в «тройках», приобретенных явно не в магазинах типа «Мужская одежда», спортивный стиль гостей-пленников особого диссонанса в картину не вносил.

Сам Зубков восседал в кресле с высоченной спинкой. Олигарх, как и положено в данном случае хозяину положения, снисходительно поглядывал вокруг, почти незаметно усмехаясь одними лишь уголками губ. Кем уж он себя при этом представлял – королем Артуром, Аль Капоне или князем Вованом Ясно Солнышко, – сказать было затруднительно, но Карташ склонялся к мнению, что скорее всего последним, – если припомнить его патриотические умонастроения. И глядя на кресло с олигархом, Алексей ответил на вопрос, который неоднократно задавал самому себе: «Какой логикой увязывается все то, что произошло с ними в последние часы?» Да вот она, та самая логика, – жует бутерброд с красной рыбкой. И зовется она «самодурство барина». Принцип «Захочу – золотом осыплю, а захочу – собаками затравлю», – он, конечно, кто же спорит, в русских традициях.

А в сибирских традициях и подавно. Во глубине таежных бескрайностей, вдали от грозной столичной власти разные там миллионщики, заводчики, купчины и высокопоставленные государевы люди колобродили так, что поныне о том жива память, вытворяли эдакое, что нынешние «новые русские», выражаясь на современный лад, рядом не лежали.