Особых иллюзий по поводу мимических советов мисс Нельсон у меня нет. Я прекрасно понимаю, что ее симпатии обращены не на меня, а на канал переброски героина, который может принести кучу денег Дрейку, а значит, и ей. И, будучи женщиной разумной, она старается контролировать действия двух представителей сильного пола, слепое упрямство которых может привести к столкновению и ликвидации одного из партнеров; и тогда - прощай, канал переброски, прощай, операция с героином. Словом, я слишком уважаю Бренду, чтобы считать ее способной на иные чувства, кроме алчности.
Мулатке, танцующей в лучах прожектора, - женщине, борющейся со змеей, - надоело обвивать плюшевое чудовище вокруг своего тела; она швыряет его на дансинг, вопли тромбона смолкают, начинается бешеная румба; под звуки этой румбы мулатка неистово трясется, так что из связки бананов, составляющей весь ее наряд, во все стороны летят желтые тропические плоды. Один банан падает рядом с моим ботинком, но я небрежно отбрасываю его, - я не любитель бананов, особенно пластмассовых.
Конец номера ознаменован аплодисментами правда, довольно вялыми, если учесть, сколько пота бедняжка пролила на дансинге.
- Извините, дорогой, мне кажется, эта мулатка слишком вульгарна для заведения такого ранга, - замечает Бренда, протягивая длинную ухоженную руку к бокалу шампанского. Дама пьет шампанское, в то время как мы с Дрейком - люди непритязательные - прихлебываем виски.
- Верно, - кивает рыжий; уголек его носа уже сильно воспламенен. Особенно если учесть, что здесь, на этой самой сцене, вы начинали свою блестящую карьеру.
- Не стоит напоминать мне об этом, - сухо замечает дама. - Я не забыла. Но таких вульгарных номеров у меня не было.
- Экзотика всегда вульгарна, - бурчит Дрейк. - Примитив, атавизм, грубые страсти... Без вульгарности нет экзотики.
- В таком случае замените ее кем-нибудь другим, мой друг.
- Я бы заменил, но что делать, если вы больше не желаете раздеваться публично, - дружелюбно отзывается Дрейк.
- Я разделась бы сию секунду, если бы это могло вывести вас из равновесия, - говорит Бренда. - Но вас, к сожалению, невозможно разозлить.
Дрейк поднимает брови, изображая удивление.
- Почему же? Питеру это почти удалось только что. Еще немного, и я познакомил бы его с Марком.
Я не знаю, кто этот Марк, но догадываюсь, что речь идет о том самом чрезвычайном и полномочном посланце смерти, о котором шеф уже упоминал однажды. Но Дрейку явно не до погребальных историй; настроение у него поднялось после победного завершения переговоров и дозы горючего.
- Ну как, дорогой? Неужели вас не интересует стриптиз в исполнении мисс Бренды? - обращается он ко мне.
- Мало вам того, что вы меня сегодня побили по всем статьям; вы еще хотите вовлечь меня в свои семейные недоразумения, - апатично отзываюсь я.
- Побил вас? Неблагодарный! Вы выжали из меня столько, сколько еще никому не удавалось выжать из старины Дрейка.
Шеф готов сказать еще кое-что по поводу моих успехов, но тут оркестр снова вступает в действие, и на сцене появляется новая солистка, сочетающая в себе женщину и змею. Гибкая самка в золотистом платье покачивается в свете прожектора, на сей раз красном. Сначала она покачивается и извивается просто так, бесцельно, будто для разминки, давая зрителям возможность оценить пропорции ее тела; потом начинает медленно расстегивать молнию на своем одеянии. Молния находится спереди, она прикрыта блестящим воланом, усыпанном алмазами (фальшивыми, конечно), но солистка справляется со своим делом очень медленно, будто совершает невесть какой трудовой подвиг. Потому что цель ее номера - играть на нервах публики.
- Кажется, она позаимствовала ваш аттракцион, - замечает по этому поводу Дрейк достаточно громко, чтобы его услышали вокруг. - Вы могли бы отдать ее за это под суд.
Бренда не удостаивает его слова вниманием. В ее взгляде, устремленном на дансинг, смесь профессионального любопытства и холодного пренебрежения.
Наконец молния расстегнута и золотистую тряпку, прошу прощения, платье можно сбросить одним жестом. Но актриса предпочитает сложные решения и обходные маневры. Все так же убийственно медленно она начинает освобождать одно плечо; на эту операцию уходит целая вечность; еще одна вечность уходит на то, чтобы высвободить второе плечо. Прижав платье к телу, она начинает медленно стаскивать его вниз, из чего публика делает вывод, что теперь предстоит освобождение от целого вороха белья. Публика при всем при этом не скучает; напротив, она скорее заинтригована; к тому же ей давно известно, что вся соль - в раздевании, и как только с ним будет покончено, труженица искусства, вильнув на прощанье бедрами, покинет дансинг.
Читать дальше