Анна Ольховская - Эти глаза напротив

– Паша?.. – Девушка растерянно перевела взгляд на замершего с закрытыми глазами Павла и судорожно вцепилась в его руку. – Пашенька! Прости меня, пожалуйста! Доктор! Ну помогите же ему!

– Помогу, голубушка, обязательно помогу, – участливо произнес Виталий Сергеевич, обменявшись понимающими взглядами с Дворкиным. – Если вы не будете мне мешать. Вы сейчас идите к себе, в свою комнату. Варя пойдет с вами…

Вот уж нет! Ни за что! Я хочу быть здесь, сейчас мониторы внешних камер видеонаблюдения наладят, и станет понятно, что происходит там, снаружи. Может, не так уж все и страшно?

Судя по всему, Виталий Сергеевич сумел правильно прочитать эмоции на моем лице, потому что он поджал губы, нахмурился и в утвердительной форме продолжил:

– Да, Варя будет с вами, не волнуйтесь. Вам следует отдохнуть, поспать, вы еще слишком слабы. Я скоро к вам приду, дам успокоительное. А пока вы будете спать, я смогу заниматься только Павлом, ни на что не отвлекаясь.

– И поможете ему? – жалобно пролепетала Моника. – Обещаете?

– Обязательно! Обещаю!

– Ну хорошо. Варя, пойдем!

– Да, конечно.

Поскольку я по-прежнему обнимала девушку за плечи, придать ей нужное направление движения было просто.

Мы пошли к нашему «тамбуру», а в холле тем временем суета и беготня прекратились. Охранники рассредоточилось вдоль стен, заняв все свободные диваны и кресла – смысла стоять неподвижными столбами не было, силы следовало беречь. Дворкин вместе с двумя помощниками возились с мониторами, медики собрались было отвезти каталку с Павлом в его палату, но Виталий Сергеевич что-то коротко сказал, и каталка осталась на месте.

– С ним ведь все будет хорошо? – с надеждой заглянула мне в глаза Моника.

С кем именно «с ним» – с отцом или с Павлом, я уточнять не стала, просто уверенно кивнула:

– Именно так. Ни секунды не сомневайся в этом!

– А куда мы пойдем – к тебе или ко мне? Ты ведь останешься со мной?

– К тебе – доктор нас там искать будет.

– Так ты останешься?

– Останусь, конечно. Мне тоже надо отдохнуть.

Вру. И очень надеюсь, что убедительно.

Я привела Монику в ее комнату, оказавшуюся зеркальной копией моей. Хотела сразу уложить ее в кровать, но пока не удалось – упрямица тормознула возле кресла и плюхнулась в его широкие кожаные объятия:

– Варя, пока не пришел доктор, объясни мне, пожалуйста, что имел в виду Павел?

– Ты о чем?

– Ва-а-аря! Я ведь не дура!

Это точно. Соображает девушка весьма недурственно. На то она и не дура.

– Ладно, попробую.

– У тебя сейчас такое выражение лица, – усмехнулась Моника, – словно ты собираешься объяснять теорию относительности Эйнштейна старшей группе детского сада. Не вздумай говорить короткими фразами, я в состоянии усвоить и сложносочиненные предложения!

Наш человек!

– А ты не допускаешь мысли, что я не смогу говорить сложносочиненными, не говоря уже о сложноподчиненных?

– Варя, не заговаривай мне зубы!

– Да я и сама, если честно, толком ничего не знаю! И никто не знает. Понятно только одно – нас хотели убрать. Нас с тобой. Павел, скорее всего, пострадал случайно.

– Почему? Разве он не является тоже одним из свидетелей? Вернее – пострадавшим?

– Пока живы мы с тобой – да, Павел пострадавший. Но если нас не станет, он мгновенно превратится в обвиняемого – подвиги Гизмо спишут на него.

– Как это?

– Моника, не тупи! Точно так же, как Магдалена превратилась из обвиняемой в свидетельницу. Деньги, подруга, большие деньги. Они решают многие проблемы. Тебе ли этого не знать!

– Если ты намекаешь на то, что мой папа банкир, то хочу тебе сказать, что он никогда…

– Моника, я знакома с твоим отцом и могу допустить, что Игорь Дмитриевич не позволил бы себе решать вопросы так, как это делает Магдалена. Но факт остается фактом – адвокатам Сигизмунда нужен живой монстр. Которого можно будет показать присяжным – а они стопудово добьются рассмотрения дела судом присяжных. И вот представь себе – в клетке заключенного сидит красивый, скромный, милый юноша. А потерпевший – жуткий монстр…

– Не говори так! Паша – не монстр! Он… он… он гораздо красивее той сволочи! «Милый юноша»! – Моника истерично расхохоталась. – Знали бы они, что вытворял с нами этот «милый юноша»!

– Вот если тебя не будет в живых, никто об этом и не узнает. И чудовищем станет Павел.

– Нет! Он не чудовище! Чудовище – та мерзкая скотина! Он… он…

Моника начала задыхаться. Я метнулась к графину с водой, налила стакан и попробовала напоить девушку, но ничего не получилось – вода проливалась на подбородок, стекала на грудь, а Моника тем временем уже посинела от удушья.