Павел Давыдов - Этюд о Крысином Смехе

Для того, чтобы попасть вниз, надо было сначала миновать длинную галерею, проходящую вдоль всего этажа и выходящую окнами во двор замка. Взошла луна. Ее свет ложился на пол галереи четкими прямоугольниками узких, как бойницы, окон.

Как только мы вступили в галерею, часы на башне замка начали бить. Мерные удары колокола раздавались прямо над нашими головами, возвещая наступление того часа, когда, по преданиям, разверзаются могилы, и неприкаянные души выходят на свободу.

— Полночь… — как‑то зловеще сказал Холмс, и пузырьки у него за пазухой зазвенели.

По галерее пронесся легкий ветерок. Где‑то внизу хлопнула дверь. Я застыл.

— Вы слышали, Холмс? — прошептал я. — Тише! Там, кажется, кто‑то есть.

Холмс замер. Стало так тихо, что даже удары собственного сердца оглушали меня.

— Ватсон, — еле слышно отозвался Холмс, — вы…

Протяжный, тупым ножом резанувший по нашим натянутым нервам скрип в клочья разорвал тишину древнего замка. Казалось, этот скрип заполнил собой все — коридоры, комнаты, залы — каждый уголок замка, от подземелий до шпиля древней башни. У меня подкосились ноги, и я, бессильно цепляясь руками за стену, сполз на пол.

Послышался далекий протяжный, нечеловеческий стон, а затем раздались тяжелые, мерные шаги и гнетущий звон цепей. В жизни не слышал я ничего более ужасного. Мне было плохо, как никогда. К тому же, сверху на меня рухнул трясущийся от страха Холмс, который что-то пытался сказать, но язык отказывался ему повиноваться.

Шаги приближались — нижняя зала, поворот налево, винтовая лестница, узкий переход в оружейную…

— Ва-ва… — я чувствовал, что Холмс хочет мне что‑то сказать. — Ва-Ватсон… Ни… ни‑и‑ша… Здесь д‑должна быть н‑ниша…

Лязганье зубов мешало ему выразиться более отчетливо, но я понял самое главное: поблизости есть укрытие. Не теряя ни секунды, я собрал остатки сил и пополз вдоль стены, пытаясь в темноте обнаружить нишу. В том месте, где галерея поворачивала налево, Холмс тяжелым мешком свалился с моей спины и прошептал:

— Это здесь, Ватсон… Где‑то здесь…

Ниша была не особенно большой, к тому же значительную ее часть занимала какая‑то статуя, но выбирать не приходилось — шаги доносились уже с лестницы, ведущей на галерею. Мы кое‑как забились за постамент и затаились.

И вовремя! В дальнем конце коридора произошло какое-то движение. Что‑то зловещее, кошмарное, пугающее двигалось в нашу сторону. Звук его шагов гулким эхом разносился по всему замку. Казалось, сам Древний Ужас поднялся сюда из бездонных глубин времени… Миг — и он ступил в полосу света.

Да, это был призрак! Кровь застыла у меня в жилах. Громадная белая фигура, неизбежная, неотвратимая как смерть, то исчезала, то вновь появлялась в лунном свете, с каждым разом оказываясь все ближе, ближе, ближе…

— Тень, Ватсон, тень! — прошептал Холмс.

Сообразив, что свет луны падает на мою правую руку, я мгновенно втянул ее в тень и вжался в холодный пол, уже ни на что не надеясь.

Шаги прогрохотали совсем рядом и… стали удаляться!

А потом начался ад. Весь замок ходил ходуном: страшные удары следовали один за другим, стены тряслись, с потолка сыпалась штукатурка, пол под нами дрожал, как во время землетрясения; статуя, стоявшая в нише, не удержалась на постаменте и со страшным грохотом рухнула, лишь по счастливой случайности не раздавив нас. Холмс то и дело порывался кричать от страха, но я вовремя успевал затыкать ему рот.

Этот кошмар продолжался всю ночь. Наконец, удары смолкли, и наступила тишина. Но ненадолго: крик, в котором слилось все — боль, страх, мука, тоска и отчаяние похороненной надежды, — потряс нас до глубины души. Меня прошиб холодный пот. Холмс снова попытался что‑то крикнуть, но я плотно зажал ему рот и на сей раз уже не отпустил.

Эта ночь была самой ужасной ночью в моей жизни. Казалось, она никогда не кончится, и, когда начало светать, я с трудом поверил в это. В бледном полусумраке наступающего дня все отчетливее стали вырисовываться обломки упавшей статуи. Это была Венера Милосская, лишившаяся на этот раз и ног.

Холмсу, наконец, удалось высвободиться из моих объятий. Он казался совершенно спокойным, и это навело меня на страшную мысль. «Неужели рехнулся?» — невольно подумалось мне. Тем временем мой бедный друг поднялся, отряхнулся и решительно сказал:

— Пойдемте, Ватсон.

И он целеустремленно направился в ту сторону, где ночью скрылся призрак.

— Постойте, Холмс! Подождите! Куда вы?!