Юлия Алейникова: Принцесса Азии

– Вот! – гордо проговорил Василий, демонстрируя свою добычу. – Эх вы, лопухи кхмерские, – добродушно добавил он, отпуская Миех.

Она шлепнулась на пол под ноги инспектору, маленькая, злая, растрепанная, больше похожая на крысенка, чем на небесную гурию.

Инспектор злорадно ей улыбнулся, выпрямляясь. Нет, хорошо, что он взял с собой Ползуновых. Вон сколько от них пользы. Сарин счастливо улыбнулся, глядя на Миех, как сытый кот на только что пойманного для забавы мышонка.

– Ну что ж, мадам. Начнем сначала, – проговорил он спустя несколько минут, глядя на прикованную к стулу Миех.

Она сидела посреди комнаты, впечатлительный Пенг был посажен за стол с блокнотом и ручкой в руках и вел протокол.

Русское семейство восседало на диване, скрестив на груди руки, и насмешливо поглядывало на пленницу.

– Так за что же вы убили господина Стрельцова? – небрежно спросил Сарин, скрывая от задержанной клокочущую в сердце радость. Теперь он был уверен – она расколется.

Миех являла собой воплощенное смирение и кроткое стремление к сотрудничеству.

– Это была ошибка. Роковая, трагическая, непоправимая. – Голос Миех задрожал. – Криель любил повторять: «Никогда не мешай чувства с делом». И был прав. Он всегда был прав, – грустно покачала головой Миех. – Я никого не хотела убивать.

Сарин скептически усмехнулся уголком рта, но Миех не обратила на него внимания.

– Восемь лет назад, когда мне было пятнадцать, я попала на работу в иностранную фирму, набиравшую сотрудников для работы в офисе. Я была нищей, наивной дурой. У меня не было родителей и вообще никого, кто мог бы предостеречь меня. И я оказалась в притоне. Меня и других наивных дурочек, впрочем, не все были так наивны, отвезли на побережье и поселили в бараке. Там нам объяснили наши «служебные обязанности». Я пришла в ужас. Но прежде чем допустить к клиентам, нас всех «протестировал» хозяин фирмы. «Протестировал», это его выражение. Я до сих пор помню все до мельчайших подробностей из тех ужасных тридцати дней моей жизни. Он был первым моим мужчиной, и я навсегда запомнила его и возненавидела. Возненавидела всей душой. Примерно через месяц мне удалось выбраться оттуда и вернуться в Пномпень. Подробности моего путешествия и дальнейшей жизни вас вряд ли заинтересуют. Шли годы, моя жизнь наладилась, но я ничего не забыла. Я не знала имени того человека, но отлично помнила его лицо. – Миех замолчала с горькой улыбкой на лице. – И вдруг я увидела его на том самом приеме. На прием я собиралась из праздного любопытства. У меня там было много друзей, и я рассчитывала приятно провести время. – Инспектор кивнул. – Я узнала его сразу. Я попросила знакомого выяснить, кто этот человек, и узнала, что это русский компаньон Криеля. Мне ни в коем случае не стоило ничего предпринимать. Но ненависть и жажда мести лишили меня рассудка! – Миех говорила страстно и красочно, искренность ее не вызывала сомнений. Она пылала при воспоминании о своем оскорбителе. – Единственное, что я могла сделать, это убить его так, чтобы ускользнуть самой и оставить очевидного подозреваемого.

Юля шумно втянула в себя воздух.

– Я видела, как он ушел в курительную с неизвестным господином, и подошла к жене незнакомца, нескольких минут мне хватило для принятия решения. Я сделала все чисто. Меня никто не видел, полиция обязана была арестовать русского знакомого Стрельцова, и все бы обошлось. Но спонтанные решения, основанные на эмоциях, никогда не приносят положительных результатов. Я споткнулась о мелкий камешек на дороге жизни и упала в пропасть, – горько проговорила Миех.

Она не смотрела на Ползуновых. Просто не могла, боялась сорваться. Из-за этих людей ее великий план, ее грандиозная идея рассыпалась в прах. Ее триумф превратился в бесславное поражение. А ведь они производили впечатление безнадежных, дружелюбных, недалеких тупиц. И вот результат. Они живее всех живых, а она, достигнув вершины собственных стремлений, сидит, прикованная к стулу, и жалко кается перед полицией, выворачивая наизнанку душу. Она подняла глаза на инспектора, и в них он увидел безграничную тоску и поражение.

– Хорошо, – хмуро сказал Сарин, отводя от нее глаза. – Остальное расскажете в участке. Пенг, отстегни ее. И пошли.

Пенг со слезами на глазах подошел к прекрасной и такой трогательно беспомощной Миех и осторожно, бережно снял с нее наручники. Потом помог подняться.

Она оперлась на него и тихо, покорно двинулась к дверям. Инспектор пропустил их вперед и тронулся следом. Ползуновы поднялись с дивана.