Себастьян Жапризо - Западня для Золушки

Этого не могло быть. Кому хватило бы на это мужества? Внезапно мне на глаза попалась лежащая рядышком на постели папка, которую отдал мне доктор Дулен.

Утром, когда я в первый раз читала эти вырезки, все соответствовало рассказу Жанны. Перечитывая же их снова, я натыкалась на подробности, которые поначалу показались мне незначительными, а теперь просто ошеломляли меня.

Ни дата рождения Доменики Лои, ни другие ее имена нигде не упоминались. Говорилось только, что ей двадцать один год. Но, поскольку пожар случился в ночь на четвертое июля, отмечалось, что несчастная погибла аккурат в свой день рождения. Какое-то время я успокаивала себя мыслью, что могла знать имена До и дату ее рождения не хуже, чем она сама, что могла написать «Лои» вместо «Изоля» — это вполне объяснялось моей усталостью и погруженностью в заботы, предметом которых в числе прочего была и До. Но это не объясняло столь полного раздвоения личности, подробно — вплоть до этой дурацкой подписи школьницы — заполненной от ее имени карточки.

Разом пришли на ум и другие соображения. Жанна не могла ошибиться. Она с первого же вечера помогала мне принимать ванну, она знала меня многие годы, как приемная мать. Пускай у меня преобразилось лицо, но ведь тело, походка, голос остались прежними! До могла быть одного со мной роста, у нее вполне могли быть и глаза, и волосы того же цвета, что и у меня, — все равно обознаться Жанне было невозможно. Меня выдал бы изгиб спины или плеча, форма ноги…

Я споткнулась на слове «выдал бы». Вот странно! Словно мысли мои помимо воли уже устремились к объяснению, которое я не хотела принять, подобно тому как на протяжении многих дней не хотела принять очевидные признаки того, что я обнаружила сейчас, перечитывая гостиничную карточку.

Я — это не я! Даже моя неспособность обрести свое прошлое служит тому доказательством. Как я могу вспомнить прошлое той, кем я не была?

Впрочем, Жанна меня и не признала. Ее удивлял мой смех, моя походка, другие неведомые мне подробности — возможно, она приписывала их пережитому мною потрясению, но все равно они тревожили ее, мало-помалу отдаляли ее меня.

Вот что я попыталась сегодня осмыслить, сбежав от нее. Эти ее «Я не сплю ночами», «Как ты можешь так на нее походить?» Черт возьми, да ведь это на До я была похожа! Жанна, как и я, не могла с этим смириться, но каждое мое движение разрывало ей сердце, каждая ночь сомнения добавляла синевы под глазами.

Как бы то ни было, в этом рассуждении имелся изъян: ночь пожара. Жанна была там. Это она подобрала меня на ступенях лестницы, она наверняка сопровождала меня в Ла-Сьота, потом в Ниццу. Ее же попросили опознать тело погибшей до того, как приехали родители. Даже обгорелую меня можно было узнать. Обознаться могли чужие, но уж никак не Жанна.

Итак, остается второе объяснение. Ужаснее, но намного проще. «Откуда мне знать, что ты не ломаешь комедию?» Жанна боится, боится меня. И не потому, что я становлюсь все больше похожей на До, а потому, что она знает, что я До!

Она знала это с момента пожара. Почему она смолчала, почему солгала — отгадывать это мне было омерзительно. Омерзительно было представлять себе, как Жанна сознательно выдает выжившую за мертвую, чтобы наперекор всему сохранить в живых до открытия наследства свою маленькую наследницу.

Она смолчала, но остается свидетельница ее лжи: уцелевшая. Вот почему Жанна потеряла сон. Она изолировала от остальных эту свидетельницу, которая то ли ломает комедию, то ли нет, но которая должна продолжать лгать. Жанна уже и сама толком не знает, кто я такая, она не уверена в своей памяти, да и ни в чем прочем. Как узнать смех или родинку после трех месяцев отсутствия и трех дней новой привычки? Ей следует опасаться всего. Прежде всего — тех, кто хорошо знал погибшую и мог разоблачить подмену. А в особенности — меня, которую она держала подальше от остальных. Она не могла предугадать, как я поведу себя, когда ко мне вернется память. Есть и еще изъян: в ночь пожара Жанна вполне могла обнаружить девушку без лица и без рук, но не могла предвидеть, что та окажется настоящим роботом, с таким же, как ее будущее, девственно чистым прошлым. Представлялось невероятным, чтобы она решила пойти на такой риск. Если только…

Если только у свидетельницы были такие же веские, как у Жанны, причины помалкивать и — почему бы и нет, раз уж я рассматриваю столь отвратительные и нелепые возможности, — поняв это, Жанна убедила себя в том, что у нее тоже есть власть надо мной. Тут уже находилось место и подозрениям Франсуа относительно стыка труб. Мне так же, как и ему, не верилось, чтобы столь вопиющий дефект оборудования, способный стать причиной пожара, мог ускользнуть от внимания Жанны. Значит, изначально стык должен был быть исправным. Значит, кто-то должен был испортить его потом.