Георгий Лосьев - Рассказы народного следователя

Мужики Воскресенские, прапрадеды наши, услыхали набат. Выбегли на дорогу: который с топором, иной с дрекольем али с вилами, а которые охотники – и с пищаль-самопалом!

От того самого набату братья-разбойники ужаснулись и кистеня свои пороняли. Тут их мужики и порешили…

Стал обоз невредимо в селе. Старший купец возблагодарил воспода и велел строить в Воскресенском наилучшую церковь. Храм во спасение от лютого ворога, от разбойного люда, значит.

Прочие купцы согласие дали. Пожертвовали от щедрот своих немалую толику и колокол оставили в нашем Воскресенском. С тех пор и пребывает у нас древнее творение.

– Действительно! И история и география… Любопытно! Очень любопытно!

Старичок снял с головы старинную шапку синего плиса – колпаком, – отороченную вытертым лисьим мехом, истово перекрестился в сторону церкви и, снова водрузив колпак на облысевшую голову, посмотрел на меня в упор с хитрецой.

– Самое любопытство, батюшка, еще впереди…

– Ну?

Староста окликнул пономаря.

– Порфиша! Иди себе с богом… Не надобен… -и, когда Порфиша (лет семидесяти) спустился с колокольни, старик чуть улыбаясь, продолжал: – Любопытство самое в том, что у народа нашего поверье: коли когда случится грабительство, нападение на крестьянство, колокол самочинно грянет набатом… Такие, выходит, дела. Ну, ежели я вам пока не в, надобности, пойду… Ох, грехи, грехи!

Мы спустились вниз. Я попросил старца вызвать в сельсовет всех членов церковного совета. Прощаясь со мной «по ручке», староста, еще раз взглянув пристально в глаза, сказал многозначительно:

– Да… Вот такое любопытное поверье у нас… Возьмите сие в толк…

Оставшись один, я самым внимательным образом осмотрел местность.

Голый пустырь, и без обычной церковной ограды. От колокольни до церкви больше сотни размашистых шагов: о праще-рогатке не может быть и речи… Нет, здесь не мальчишеская шутка.

В чем же дело?

Церковники, причт бездействующей церкви, на допросах были правдивы, и никакого сомнения в их непричастности к странному звону не оставалось.

Я чувствовал растерянность, очень вредную для следователя.

Голову сверлила мысль: от «похоронного звона» до грозного набата, способного всколыхнуть взбулгаченное село, недалеко… Намеки пегобородого старца не случайны…

Что он за фигура? Сельсоветские сообщили: середняк. Не из «крепких». Избирательных прав не лишался… Всегда был лоялен и – незаметен…

– И ни туда ни сюда, – сказал председатель сельсовета, – середка на половинке, бездетный. Одна взрослая дочь. Живет не то, чтобы… но в достатке. Самообложение – без звука!

– Верующий крепко?

– А черт его знает! Известно: старостой бы община не выбрала, еслив был нашей веры…

Где же искать кончик той невидимой нити, которая протянулась к колоколу-легенде? Откуда она, эта нить, начинается? Ясно одно: присутствие человека на старой звонарне – исключается… Ну и чертовщина!

Вечерело.

Наскоро поужинав у председателя сельсовета, я побрел на квартиру Тихомирова. Встретил он меня неприязненно.

– Почему сняли милиционера?

– А чего зря морозить человека?

– Гм. Ну, получается что по вашей линии?

– Рановато… Такие дела в один день не делаются…

– Смотрите, как бы не опоздать, – угрожающе бросил Тихомиров и отвернулся.

– Подожди, не злись… Скажи лучше вот что: кто у тебя в группе бедноты?

– Председатель – Мокеев. Извечный батрак, коммунист. Члены: учительша. Пожилая. Беспартийная, но наш человек. При Колчаке арестовывалась… Три бедняка здешних, два – коммунисты, третий – беспартейный. Всех троих колчаковцы пороли… Бывшие партизаны… Ну, известный тебе предсельсовета. Избач здешний – молодой парень, комсомолец, из округа прислан. Еще Антипов, председатель батрачкома бывший. Коммунист… Я сам… Вот и весь комитет. Село богатое, мужики зажиточные – большой бедняцкой группы тут не сколотишь.

Возвращаясь, я думал: заседания бедняцких групп всегда засекречены. Следовательно, в первый день о принятом решении могут знать только члены группы. Между тем число «звонов» всегда совпадает с числом детей раскулачиваемого. Значит… Значит в группе сидит предатель!

Ночью выпал свежий снежок-пороша. Улицы и крыши обросли двухвершковым белым пушком. Хорошо бы сейчас зайца потропить!

– Ох, и не говорите! Прямо душа не терпит! – согласился ночевавший вместе со мной в сельсовете старший милиционер Прибыльцов, с которым я на рассвете поделился своими охотничьими соображениями. – Сейчас косого проследить: раз-два и в дамки!