Наталья Александрова - Ларец графа Сен-Жермен

Увидев тень в окне, собака подняла голову и сделала попытку подняться. Ей это не удалось, лапы разъезжались, голова клонилась. Нюра снова улеглась и виновато заскулила.

– Что они сделали с собакой? – испугалась Анна, и тут сообразила, что бояться следует за Кукушкина.

– Тише, Нюра, тише, – Анна поднесла палец к губам. – Я скоро приду.

Прямо по завалинке она перешла к следующему окну. Это была жилая комната. И там, в старом кресле с торчащим кое-где из обивки конским волосом, сидел привязанный Иван Иванович Кукушкин. Глаза его были закрыты, лицо – бледное. Анна сперва испугалась, но потом сообразила, что если бы Кукушкин был мертв, его бы не связали.

Она оглядела окно. Оно было старое, никакой не стеклопакет, две обычные рамы, покрытые облупившейся краской, наверху – форточка. Эта самая форточка была закрыта, но Анна помнила, что шпингалет на ней плохой, он все время открывался, и бабушка жаловалась зимой, что дует из форточки неимоверно.

Она легонько нажала на стекло. Так и есть, форточка открылась. Протянуть через нее руку и повернуть шпингалет окна было нетрудно. Анна перелетела через подоконник и устремилась к Кукушкину.

– Иван Иванович! – Она похлопала его по щеке. – Очнитесь!

– Это вы, Аня? – Он открыл глаза. – Да я и не сплю. Просто все как в тумане. Вот лежу, жизнь свою вспоминаю…

– Нашли время! – недовольно заворчала женщина, пытаясь развязать тугие узлы.

Узлы не поддавались, тогда Анна бросилась к буфету в поисках ножа или чего-нибудь острого. Она отвлеклась на эти поиски и не смотрела на дверь.

– Аня! – крикнул Иван Иванович, но было уже поздно.

Кто-то навалился на нее сзади, обхватив руками, Анна наугад пнула назад каблуком туфли, этот, сзади, охнул, женщина пыталась высвободить руки, но тот держал крепко. В процессе борьбы они перемещались вдоль буфета, и Анне под руку попала кастрюля.

Кастрюлю эту принесла вчера соседка Зоя Петровна. В кастрюле был борщ, и соседка взяла с дяди Паши слово, что вечером он обязательно уберет эту кастрюлю в холодильник. Но вчера приезжала Анна с вином, и дядя Паша напился красненького, а колбасу для закуски съела Нюра. Дядя Паша так расстроился, что про борщ совсем забыл. Как уже говорилось, он очень плохо спал минувшей ночью, а на рассвете, когда все же задремал, в дом вломились какие-то двое и усыпили его посредством гипноза. Особенно усердствовал главный. Он пытался то же самое проделать и с Нюрой, но собака хуже поддавалась гипнозу, и получилось только наполовину – она все слышала, но встать не могла.

Анна схватила кастрюлю и со всей силы ударила ею в то место, где была голова нападавшего. Попала, да еще и борщ вылился. В кухне тотчас запахло помойкой – было тепло, и борщ прокис. Сзади послышался отчаянный мат, и руки, державшие Анну, ослабли. Она тотчас крутанулась на месте, вырвалась и увидела, что ее противник – тот самый «таксист», который давно и безуспешно ее преследовал. Он был весь в свекле, на ушах висели капустные листья.

– Ну все… – прошипел он, – ну, считай, ты покойница.

И протянул вперед руки с намерением ее задушить.

– Ах ты!.. – Анна попыталась увернуться, но тот схватил ее за шею.

Тогда она подалась вперед, к нему, и когда оказалась в достаточной близости, пнула коленкой в самое чувствительное место. Но то ли все там было у него из железа, то ли она не смогла ударить достаточно сильно, злодей только шарахнулся в сторону, еще больше разозлившись. Анна ужом скользнула вбок в надежде миновать его и убежать, а о спасении Кукушкина подумать после, но «таксист», как видно, решил, что с такой беспокойной женщиной лучше не тянуть время и с размаху двинул ее кулаком в лицо. Тотчас тусклый и без того свет померк перед глазами Анны, она увидела только, как приближаются давно не крашенные доски пола, и потеряла сознание.

Анна пришла в себя от каких-то странных, торжественных и монотонных звуков.

Она с трудом открыла глаза и увидела большую полутемную комнату, в которой не сразу узнала бывший библиотечный абонемент. Книжные шкафы и стеллажи были отсюда по большей части вывезены, а оставшиеся сдвинуты к стенам. Посреди комнаты, на возвышении, сделанном из двух составленных вместе столов, стоял открытый гроб, обитый малиновой тканью. И на этом же возвышении, в ногах гроба, Анна увидела злополучный серебряный ларец, который принес ей столько хлопот и неприятностей.

Окна были завешаны старыми плотными шторами, очень пыльными и кое-где прорванными, поэтому в комнате было почти темно. Впрочем, какой-то свет здесь имелся – это был неяркий таинственный свет от нескольких свечей в самодельных подсвечниках, расставленных на полу вокруг возвышения с гробом.