Тряслись руки, лицо, и он катался головой по столу, повторяя визгливым шепотом одно слово: «Жи-ить! Жи-ить!»
Потом встал, обвел мутными красными глазами комнату. Стены были залиты кровавым багрянцем заката. «Уходить! Уходить отсюда скорее! Хромого потом по телефону найду. К старухе надо ехать в Останкино! Туда никто дорожки не знает».
Он надел пиджак, взглянул на часы. Двадцать две минуты восьмого. Потом подумал, что так нельзя выходить на улицу: в таком виде, с бородой, с разорванной рубахой, он будет привлекать внимание. Побежал в ванну и, вырывая клочья волос, торопливо водил электробритвой по лицу. Умылся, пригладил волосы, надел чистую рубашку. Из шкафа достал чемоданчик, положил в него пачку бумажек, еще пару рубах, носки. А-а, черт с ними! Некогда. Надо написать пару слов Лизке. Но под рукой не было карандаша. Ладно, потом позвоню в парикмахерскую… Уже дошел до двери, вернулся. А что, если она испугается и заявит в милицию, будто он пропал? Снова начал шарить по карманам, но ручка куда-то запропастилась. Зажег спичку и обгорелым концом нацарапал на листе бумаги:
«Я ушел. Позвоню. Гена».
— Все, теперь все…
Девятнадцать часов тридцать минут
— Здравствуй, Шарапов, — сказал Тихонов. — Вы здесь давно?
— Только что прикатили, — круглолицый, невысокого роста оперативник со спокойными голубыми глазами, взглянул на часы: — Ехали четырнадцать минут. Ребят послал посмотреть, нет ли черного хода.
— Нет. Я уже узнавал. Но на шестом этаже есть чердачный переход.
— Ясно. Пошли!
— Пошли, отец.
— Интересно, у него пушка есть?
— Вы имеете в виду огнестрельное оружие, майор Шарапов? В переводе с жаргона?..
— Не язви, сынок, с моей клиентурой и не к тому привыкнешь. Это вам хорошо: клиент у вас интеллигентный, хоть про литературу с ним во время обыска беседуй.
— Между прочим, клиент, к которому ты идешь с протокольным визитом, проходит по линии ОБХСС…
— Ведомственные споры — это сейчас не актуально.
— А я не спорю. Просто напоминаю, что вы мне приданы в усиление. И войду туда первым я.
Шарапов покачал головой:
— Не-е. Он в нашем розыске.
— Ну, хватит, — твердо сказал Стас. — Я тебе сказал уже. Все.
Он незаметно пощупал задний карман, в котором лежал пистолет.
— Пошли.
Тихонов подошел к машине, вытер с лица пот ладонью, открыл дверь.
— Идемте, Лиза. И не волнуйтесь.
Лизу трясло, хотя влажная духота на улице была уже нестерпима. Она взяла Тихонова за руку:
— Что будет?
Тихонов хотел улыбнуться, пошутить, но улыбка получилась кривая, и он сказал грустно:
— Не знаю, Лиза. Это все очень сложно. — Потом подумал и спросил: — У него оружие есть?
Лиза вспомнила холодный мерцающий блеск «вальтера» и заплакала.
— Он совершил преступление?
— По-видимому, да. И очень тяжкое.
Она заплакала сильнее, и на шее у нее прыгал маленький комочек, и она никак не могла задушить своих слез, давилась ими. Тихонову казалось, что сердце у нее прыгает и рвется в горле и она не выдержит этой духоты, горя и напряжения. Он обнял ее за плечи и вошел с ней в подъезд. Сзади стоял, не глядя на них, Шарапов, и по его широкоскулому лицу было видно, что настроение у него отвратное.
— Скажите, Лиза, я вас снова спрашиваю: у него есть оружие?
— Не могу я, не могу! Ведь я его люблю! И это предательство…
— Это не предательство, — сказал Тихонов, — это человеческая честность. Хотя бы потому, что я могу через минуту получить пулю в живот. И если это случится, то потом его расстреляют.
Лиза молчала. Стас отпустил ее и повернулся к товарищам:
— Топаем наверх, Шарапов. Открой только дверь лифта, чтобы кто-нибудь не вызвал сверху.
Когда они уже были на площадке второго этажа, Лиза свистящим шепотом сказала:
— Стойте. Стойте, Тихонов!
Стас перегнулся через перила, холодно спросил:
— Что?
— У него пистолет есть. «Вальтер». И он, наверное, с ним никогда не расстается. Я видела его…
Тихонов обернулся к Шарапову.
— Во-о, дела-то! А, отец?
Лиза бежала за ними по лестнице.
— Подождите! Я пойду с вами. Я сама открою дверь. Я не хочу, я не хочу, чтобы его расстреливали… Я его дождусь…
— Не ходите с нами, — остановил ее Тихонов. — Стойте здесь, Дайте мне ключ. Оставайтесь на месте, вы можете все испортить. Сейчас подойдут наши: товарищи, вы обождите нас вместе с ними… — Потом спросил: — У вас цепочка на двери есть?
— Нет.
Они поднялись еще на один этаж. Постояли.
— Что это ты так тяжело дышишь? — спросил, усмехаясь, Шарапов.
Читать дальше