Андрей Дышев - Детектив от Иоанна

— Моих отпечатков как раз там нет!

— Отсутствие отпечатков преступника еще не есть доказательство его невиновности… Орешков хочешь?

— Орешков? — уже в который раз опешил Аулис. — Вы посмотрите на командира. Он же едва живой! Он не то что управлять самолетом, он даже рукой пошевелить не может.

— Ерунда! — легкомысленно заявил Боксер. — Самое главное, что говорить может… Пойдем, сынок, я снова посажу тебя под арест.

— Под арест? Под арест? — задыхаясь, переспросил Аулис и вдруг расхохотался. — Да мы все тут сидим под арестом! Мы пороховую бочку голыми задницами трамбуем! И огонь уже по фитилю бежит! Зачем вы делаете вид, будто не понимаете, что нам грозит? Мне противно от вашей фальши и притворства!

— Но-но! Прекратить провокационные разговорчики! — строго произнес полицейский и погрозил сверкающим золотом пальцем.

В кабину протиснулся Интеллигент.

— Как дела? — спросил он, глядя на затылок командира, похожий на большой надкушенный помидор. — Все в порядке? Командир на своем месте?

— На своем, — удовлетворенно вздохнул Боксер. — Слава богу, все обошлось. Теперь можно спокойно заняться расследованием.

Интеллигент с сомнением разглядывал затылок командира.

— Что-то не пойму… Так он же вроде как не рулит…

— Почему ж не рулит? Очень даже рулит! — возразил Боксер.

Интеллигент не поверил, оттолкнул в сторону Аулиса, который следил за происходящим с выражением брезгливого страха, склонился над командиром и придирчиво осмотрел его. Потом поднял его безвольные руки и положил их на рогатину штурвала.

— Вот теперь порядок! Теперь видно, что рулит… Выходим, не будем мешать ему работать.

В кабину заглянула Стюардесса. Слезы так раздули ее глаза, что девушка стала похожа на какающую лягушку.

— Это профанация, — прошептала она. — Он не управляет самолетом. Мы разобьемся. Я превращусь в уродину, и Опио меня не узнает! А как он выполнит свои обещания, если не идентифицирует меня?

— Цыть, женщина! — прикрикнул на нее Интеллигент. — Накаркаешь еще! Освободи кабину! Выходим все! Мы ему мешаем работать.

Все вышли. Боксер тихо прикрыл за собой дверь и приложил палец к губам, призывая соблюдать тишину… Аулис с силой тряхнул головой. Ему вдруг показалось, что он уже и сам поверил в эту беспредельную белиберду, будто командир вполне вменяем и сейчас, оставшись наедине, возьмет на себя управление самолетом, свяжется с диспетчером, запросит код, курс и эшелон. «Сумасшедший дом!» — подумал он с каким-то липким равнодушием, в котором начали увязать все его переживания и страхи. Стюардесса, прислонившись лбом к двери, тихо плакала, ее плечи вздрагивали, и с подбородка капали слезы. А самолет продолжал лениво гудеть двигателями, работающими на низких оборотах, и корпус по-прежнему содрогался, дрожал, крылья резали влажные тучи, пропитанные электричеством и ледяной крошкой, и в иллюминаторах ничегошеньки не было видно, словно на самолет накинули большой грязный чехол…

— Эка тебя прорвало на слезы! — посочувствовал Стюардессе Боксер и потрепал девушку за ушком. — Кем Опио тебе приходился? Женихом? Или, может быть, бойфрендом?

— Мужем, — не отрываясь от двери, произнесла Стюардесса.

— Прими соболезнования! — почему-то улыбаясь, сказал Боксер и опустил взгляд на ножки Стюардессы. — Теперь ты, значит, молодая вдова. Так сказать, свежачок. Новое качество еще не оставило на твоем лице отпечатков затаенной радости… Наследство хоть обломится?

— Как вы… как вы смеете так говорить… — давясь слезами, прошептала Стюардесса. — Он для меня все… Опора и надежда на всю жизнь… Вот смотрите, смотрите!

Она кинулась в кухонный закуток и схватила с полки свой заветный блокнотик.

— Вот, вот, смотрите! — заливая страницу слезами, говорила она. — Это все он для меня сделал! Вот это все… Нет, то, что ниже, читать не надо, это уже другие…

Полицейских мало заинтересовал список обещаний Опио. Боксер, успокаивая девушку, пошлепал ее по щечке.

— Ничего! Найдешь себе другого Опио!

— А другого такого на всем белом свете нет! — с убеждением воскликнула Стюардесса.

— Незаменимых людей не бывает, — ласково заверил Боксер, подышал на перстень, исполненный в виде матерого медведя, принюхивающегося к чьему-то помету, потер его о форменную рубашку. — Мы же не грохнулись на землю без него. Летим, как летели. Значит, ничего особенного он собой не представлял.