Андрей Константинов - Гоблины. Пиррова победа

— Если опять про Северову, то извини, Сергеич, я сейчас к диспутам никак не расположен. Устал за день как собака.

— Да я не за Натаху, — покачал головой Афанасьев. — Ты извини, скорее всего, это совсем не моего ума дело.

Борис Сергеевич запнулся. Судя по крайне смущенному виду, тема заведенного разговора была ему неприятна.

— Давай без прелюдий, а? Что ты как красна девица, ей-богу? — подбодрил водителя Мешок.

И Афанасьев, тяжело вздохнув, все-таки решился:

— Помнишь тот вечер, когда Виталя на фитнесе жертву отравления из себя корчил?

— Естественно. И чего?

— Мы с Ольгой вас тогда на площади дожидались. И я, совершенно случайно, увидел твою жену. Она как раз из «Владимирского Пассажа» выходила.

— Лерку? — удивился Андрей. — Ну, допустим, выходила. А в чем история-то?

— Она не одна выходила, — угрюмо сказал Борис Сергеевич. — С мужиком. Судя по всему, с хахалем. Импозантный такой, уже порядком в возрасте.

Мешечко внутренне напрягся, уточнил осторожно:

— А почему ты сразу решил, что с хахалем? Может, сослуживец? Или начальник? Опять же тесть мой: весьма, я тебе должу, импозантный типчик.

— Ну, если твой тесть способен купить для своей дочери букетик роз, тысяч так за десять-пятнадцать, а потом еще и прокатить ее на черном «Майбахе», тогда вопрос сам собой снимается.

— Черный «Майбах», говоришь? — поигрывая желваками, нехорошо переспросил Мешок…

Поминки плавно перетекли в банальную, по типу отдельческой, пьянку с хмельными разговорами «за жизнь». Разделенные сервировочным столиком Наташа и Женя сидели друг напротив друга, и Крутову стоило немалых усилий хотя бы периодически отводить взгляд от небрежно запахнутого халатика. Сверху-то оно было еще терпимо (здесь — не столь доступно взору), а вот снизу эта, единственная на Северовой, часть одежды, в силу легкомысленности владелицы почти до самых бедер обнажала красивые, сильные и в то же время стройные ноги.

До арбуза дело пока так и не дошло, а вот полку винных бутылок заметно прибыло — без отправки гонца в магазин за добавкой, как водится, не обошлось.

— …А я тебе на это снова отвечу! — горячечно вещал Крутов. — Ничего зазорного в халтуре нет! И если у тебя в кои-то веки подвернулась возможность заработать лишнюю копейку, то и слава богу! Так как в нашем богоносном подразделении сделать это практически нереально. А за взятки я вообще скромно промолчу.

— А что взятки?

— А то ты сама не видишь? Взяток нам не несут и в обозримом будущем не собираются. Работаем мы сугубо по чужим заданиям, а потому: на фига давать маленькие взятки исполнителям, если можно дать одну чуть большую тому, кто эти задания выписывает? Честно тебе скажу, я порой жалею, что в свое время поддался искушению и перевелся в «гоблины» из Центрального ОВО. Здесь, конечно, и работа поспокойнее, и зарплата на три штуки больше. Но вот в плане дополнительного заработка, в плане халтур — полный голяк.

— А вы там, в Центральном, подрабатывали?

— Практически поголовно. Зарплаты-то — чуть выше постового, а у большинства жены, дети. Оно, конечно, как речет наш замполич (редкостный, к слову, уебок!), любая халтура, с позиций профессионализма, вещь ненужная и даже вредная.

— Почему вредная?

— Потому что дни и часы, предназначенные для отдыха, нужно для отдыха и использовать. Дабы впоследствии еще лучше выполнять поставленные перед тобой задачи. Но ведь у нас в России, сама знаешь: никому не надо «лучше», вполне достаточно «как положено».

— И где же ты халтурил? — поинтересовалась Северова. — Неужто ларьки крышевал?

— Зачем ларьки? Как и подавляющее большинство наших парней — в частной охране. Более того, начальство на наши халтуры фактически закрывало глаза.

— С чего вдруг такая снисходительность?

— Повезло, более-менее вменяемые командиры попались. Которым достало ума осознать несопоставимость риска, которому мы подвергались каждый день, и тех денег, которые мы за этот риск получали. Знаешь, Наташ, порою мне начинает казаться, что низкие зарплаты милиционеров — есть следствие осознанной позиции государства.

— А вот мне начинает казаться, — лукаво улыбнулась Северова. — что мы с тобой, Женя, куда-то не в ту степь поехали. Подлей-ка мне еще вина немножечко.

— Ой, ради бога, извини! — спохватился Крутов, берясь за бутылку. — Я ведь вообще к чему все эти тары-бары веду?

— И к чему же?

Евгений сделался серьезен.

— Просто я хочу, чтобы ты знала, Наташа: я тебя ни в чем не осуждаю! Знай, как бы там дальше ни сложилось, у тебя среди «гоблинов» есть друг. В моей, не побоюсь этого слова, роже.