Андрей Константинов - Гоблины. Пиррова победа

— Очень интересно. Надо срочно обращаться к Певзнеру!

— Я только что от него. К сожалению, сегодня в УОТМ ведутся плановые работы по профилактике серверов, поэтому Гена сможет пробить телефон только завтра. Но я попросила его по результатам сразу отзвониться тебе или мне.

— Олька! — расцвел Андрей. — Ты — не человек!

— А кто же?

— Ты — четыре пуда чистого золота!

— Мешечко! Ты что, издеваешься? — возмущенно вспыхнула Прилепина. — К твоему сведению, я вешу всего пятьдесят четыре килограмма!..

…Пока в кабинете замов плелись нити заговора, в оперской народ хлопотал и сюсюкал над крестником и сыном полка.

— …Не понял? А зубы где? — отчего-то разочарованно протянул Лоскутков.

— Николай, да ты что?! Какие зубы, нам только четвертый месяц пошел!

— А может, он у вас того — акселерат.

— Не слушай глупости, Санечка, маленький, — залопотала над младенцем Северова. — Дядя Коля у нас немножечко того, дегенерат.

— Да ладно вам, — обиделся молодой. — Подумаешь, и спросить нельзя!

Дверь распахнулась, и в оперскую с шумом ввалились два рейнджера: Холин и Шевченко. Первый тащил автомат и каски, второй — охапку бронежилетов. Стажер тут же охладел к пускающему пузыри детенышу и уставился на внесенное великолепие с нескрываемым восторгом.

— Ой, ребята! А вы это куда собрались при полной амуниции?

— Лучше не спрашивай, Анюта. Задание сверхответственное и сверхсекретное.

— Может быть, нас даже наградят, — серьезно поддержал приятеля Холин. — Посмертно.

— Вы это что, взаправду? — испугалась доверчивая Анечка.

— Ой, да слушай ты их больше, пустозвонов!

— Натали! Я попросил бы понапрасну не наклеивать ярлыков. Давай лучше обнимемся на всякий случай. А ну как не судьба более свидеться?

— Тьфу на тебя! — отмахнулась Северова, продолжая щебетать и носиться с крестником.

— Вот так: стоит женщине на пару недель уйти в отпуск, как она тут же забывает об основном своем предназначении.

— Это о каком же?

— Мужчина должен воспитываться для войны, а женщина — для отдохновения воина. Всё остальное есть глупость. Кто сказал — не помню.

— Это Заратустра, — подсказал Крутов. — Вернее, Ницше в своем философском трактате «Так говорил Заратустра». Гришка, никак получили добро на вывоз Гурцелая?

— Ага. Сейчас Мешок появится — и стартуем.

— Мешок появился! — раздалось за спиной у Холина. — Вот только его старт, к глубокому сожалению, откладывается.

— О, Андрюха, ты уже здесь? А почему откладывается?

— Мне только что звонили из гестапо: велено явиться к 18:00.

— На предмет?

— Кабы я знал, — пожал плечами Мешечко.

— Знаешь, чегой-то мне это «жу-жу-жу» шибко не нравится.

— А что такое гестапо?

— А это, Анюта, управление собственной безопасности, — нехотя пояснил Мешечко. — Там работают люди, которые защищают себя от нас.

— Ага, а еще нас самих от самих себя, — фыркнула Северова, в свое время имевшая сомнительное удовольствие плотно общаться с представителями этой конторы, когда те работали по делу полковника Турвиненко.

— Кстати, Наталья, а ты что здесь делаешь?

— Да вот на Санечку нашего пришла посмотреть. Нельзя? — с вызовом зыркнула та на Мешка.

— Да смотри, ради бога. Просто я слышал, ты вроде как на юга укатила.

— Блин! Вот дались вам всем мои юга! Вернулась я уже, вернулась!

— Вернулась и вернулась. Чего так орать-то?… Так, Гриша, Виталя, барахло пока здесь оставьте и пошли ко мне, на инструктаж.

— Андрей Иванович!

— Чего тебе, Коля? Только быстро!

— Разрешите, я с ними прокачусь, а? Одно место-то в джипе получается свободное! — попросил Лоскутков, но в следующую секунду, устыдившись своего жалобно-дрожащего голоса, он докончил уже вполне решительно и твердо: — Четвертый месяц сижу — бумажки перекладываю! Сколько можно?!!

— Вот она, моя бумажная могила! — хохотнул Григорий. — Загубили бойца Красной армии!

Проявляя доселе неслыханную заботу о молодом поколении, Женя вдруг принялся отговаривать Лоскуткова:

— Колька, ты бы подумал хорошенько, прежде чем шлепнуть! Оно тебе надо? Вон, сегодня весь день парит, так что к вечеру — ливанет, стопудово. Тем более, шторм обещали. Промокнете там, как цуцики.

— Ну и пусть! Уж лучше промокнуть, чем в этой конуре дохнуть. Сил моих больше нет!

В ответ Мешечко расхохотался в голос так, что маленький Санечка испуганно заплакал. Не понимающий, что послужило поводом к столь буйному веселью, народ уставился на начальника с легким недоумением.