Дарья Калинина - Затащи меня в Эдем

– Нет, надо старика Степаныча предупредить. Он мне понравился, пусть на ближайшее время воздержится от крепких алкогольных напитков.

– У Натана было всего две отравленные бутылки водки.

– Это его приятель школьный только о двух бутылках вспомнил. Может, их куда больше было!

Это предположение напугало подруг до такой степени, что они тут же позвонили Борису Степановичу.

– Дорогой вы наш, не пейте никакой водки!

– Нигде!

– Кто бы вам ее ни предлагал!

– Благодарю за заботу, – отозвался знакомый голос из телефонной трубки. – Но вот уже много лет как я не употребляю ничего крепче чая.

– Уф! Очень хорошо.

– Я так понимаю, у вас есть для меня новости?

– Целая куча!

– Тогда я высылаю за вами машину.

– Спасибо, но мы дорогу знаем, так что сами до вас доберемся.

На сей раз подруг больше не пугал замок, который выстроил Борис Степанович. Они уже знали, что в этом замке нет ничего зловещего. Это всего лишь очередная задумка Бориса Степановича. Он планирует разместить в замке колонию малолетних хулиганов и преступников из числа тех, кого отберет лично.

– Не все дети законченные уголовники, когда впервые попадают за решетку. Многие поддались случайному искушению, дурному влиянию улицы. Особенно часто это касается мелких правонарушений. Хотя есть, конечно, и тут исключения из правил. К примеру, один мальчик в двенадцать лет расправился со всей своей семьей, включая девяностолетнюю прабабушку, а попался на краже пилы, которой он планировал расчленить тела своих жертв.

– Ужас какой!

– С такими детьми тоже работают мои люди, но, увы, сначала это происходит в другом месте. В этом замке будут жить ребята, которые не столь жестоки.

Инга одобрительно кивнула:

– Дети любят такие штуки. Ради возможности жить в настоящем замке ребята могут здорово измениться в лучшую сторону.

А Алена спросила совсем другое:

– И много среди этих хулиганов ваших родных детей?

Борис Степанович широко открыл глаза.

– Что?

Но Алена не испугалась:

– Почему вы не сказали нам, что Мила – это ваша дочь?

– Но я…

– Не отказывайтесь, мы все знаем! Вы приезжали к Миле в детский дом. Интересовались ее судьбой.

– Ах вот откуда ветер дует, – пробормотал Борис Степанович. – Вы были в Великих Луках и пообщались с уважаемой Калерией Леонардовной. Ну, что же… Может, я и неправильно поступил, что с самого начала не объяснил вам, что Мила моя дочь. Но понимаете… Калерия Леонардовна, наверное, вам уже сетовала на свой педагогический провал в отношении Милы?

– Она говорила, что девочка неуправляема и, скорее всего, пошла в своего отца.

– Ну, этот камень брошен в мой огород уже рукой Гербарии, – усмехнулся Борис Степанович. – Она всегда была крайне недовольна моим поведением. Небольшая шалость на стороне – и Гербария уже отказывается идти со мной под венец. Более того, она и ребенка сдает в детский дом, дескать, пусть там из него выбьют все мои дурные гены.

– А что же вы не забрали дочь к себе?

– Признаюсь, в то время я очень мало думал о таких вещах. Я давал Гербарии деньги, она уверяла, что за дочкой хорошо присматривают, ее характер потихоньку исправляется, и я был спокоен.

– Впоследствии вы все же раскрыли Миле тайну ее рождения?

– Вы имеете в виду, признался ли я ей в том, кто ее родной отец? Нет, я ей этого не сказал.

– Почему?

– Видите ли… я полагал, что это признание разрушит то хрупкое доверие, которое установилось между нами. Мила была очень негативно настроена в отношении своей матери.

– Она ее ненавидела.

– И я опасался, что ненависть Милы падет также и на мою голову. А я… Уж не знаю почему, но я привязался к этой невозможной девчонке. Если бы она позволила, я бы заботился о ней, как не заботился все эти годы ни о ком. Я бы возместил ей все, что недодал в детстве. Но она же ничего не хотела! Вбила себе в голову, что ей должна все возместить родная мать! И точка.

– И вы ее не остановили?

– Как? Если бы вы знали Милу получше, вы бы не задавали таких вопросов. Если Мила что-то вбивала себе в голову, то остановить ее могла только…

– Только смерть.

– И в этом она была очень похожа на свою мать. Та тоже была упряма, как тысяча чертей.

– Вы ее любили?

– Кого?

– Мать Милы.

– Гербария в молодости была очень хороша собой. А я, признаюсь, был падок на женский пол. Все женщины казались мне красавицами. А если у женщины был еще и характер, моему восторгу не было предела.