Анна Ольховская: Призрак из страшного сна

Марфа, прикусив губу, отвела взгляд и молча кивнула.

– Не слышу!

– Поняла.

– Вот, так-то лучше. Ну, и что ты решила? Домой или тут останешься?

– Тут останусь.

– Правильный выбор, – удовлетворенно кивнул Либман. – Тогда – чтобы через два часа, когда малыша принесут на кормление, этого уродца здесь не было! Имей в виду – если кто-нибудь его хоть краем глаза, хоть намеком…

– Сказала же – я поняла. – Марфа медленно, с трудом поднялась, по-прежнему держа уснувшего от плача мальчика на руках. – Идите уже, господин доктор, мне пора делом заняться.

– Займись-займись! – ласково улыбнулся многоуважаемый профессор. – Через два часа с сыном увидишься. Если все по уму сделаешь.

И Либман, насвистывая веселенький мотивчик, вышел из комнаты кормилицы.

Марфа осторожно, чтобы не разбудить, положила ребенка на кровать, взяла в руку подушку, занесла ее над «ящеркой», тихо прошептала:

– Прости, маленький, но так будет лучше всем. Ты все равно не жилец…

Глубоко вздохнула, собираясь опустить подушку на личико уродца, и в этот момент мальчик открыл глазки.

И посмотрел – как-то странно, словно взрослый, – прямо в глаза Марфы. Не младенчески бессмысленным, ускользающим взглядом, а обреченным взглядом старичка, осознающего свою участь.

Словно говорил: «Ну что же, раз надо – сделай это. Только побыстрее».

Женщина ахнула, отшвырнула подушку и опустилась перед кроватью на колени, прижавшись лбом к маленькой шершавой ручке:

– Не могу! Господи, не могу! Что же мне делать?!

Ответа не было. Малыш тоже молчал: не кряхтел, не плакал, не хныкал. И даже не шевелился. И глазки опять закрыл.

– Ой… – Марфа нахмурилась, прижала ручку ребенка к губам. – Помер, что ли? Сам? Так вроде теплый. Ну, может, оно и к лучшему. Не пришлось брать грех на душу.

Женщина поднялась, быстренько натянула поверх сорочки длинную юбку, сверху – кофту, обула полотняные тапки на резиновой подошве, собрала длинные русые волосы в тяжелый узел, вытащила из сундука приданое, приготовленное ею для ребенка. Пару секунд с сожалением рассматривала крохотные батистовые рубашонки и чепчики – сама все сшила, и вышивка ладная, василечки да ландыши по краю покрывальца!

Вытерла набежавшие слезы со щек и, разложив приданое на столе, принялась переодевать в него мертвого уродца.

Вернее, собралась переодеть. Но именно в тот момент, когда Марфа развернула хозяйскую пеленку, в которую был завернут малыш, веселый фонтанчик сообщил о том, что парень вовсе даже не умер.

И не собирался, закрепив сообщение более солидным «посланием», сопровождаемым характерными звуками и запахом.

– Вот ведь паршивец! – растерянно произнесла Марфа, автоматически вытирая попку малыша хозяйскими пеленками. – Ловко ты меня провел! И что мне теперь делать прикажешь? А?

Странно, но женщина почему-то совсем не расстроилась. И даже легче как-то на душе стало. И уродец вроде не таким уж и уродцем показался. Ведь если присмотреться – личико вполне человеческое и даже симпатичное.

И вообще – как можно?! Она никогда и котенка утопить не могла, вечно братья старшие над ней насмехались. А тут – ребенок!

И судя по тянущимся к ее груди чешуйчатым ручкам – опять проголодавшийся ребенок.

Марфа вымыла мальчика под краном – да-да, в ее комнате имелся собственный умывальник с блестящими кранами, из которых текла и холодная, и горячая вода! Такого ни у кого в деревне не было!

Затем вытерла его, одела в приготовленное для своего ребенка приданое, покормила, дождалась, пока малыш уснет, завернула его в одеяльце так, чтобы не видно было лица, и решительно вышла из комнаты.

Выйти из поместья незамеченной ей не удалось. Как назло, на пути ей встретились и хозяйская горничная, и садовник, и из охраны пара человек, и даже деревенские, привезшие молоко для кухни, тоже видели Марфу с ребенком на руках.

И всем ей пришлось объяснять, что ребенок родился мертвым. И она идет его хоронить. И никому сына не покажет – они ее малыша не любили, когда он в животе сидел, так нечего и пялиться! Из-за вас он, наверное, и помер!

Больше всего Марфа боялась, что из-за всех этих разговоров малыш проснется и заплачет. И тогда…

Думать о том, что будет тогда, ей не хотелось.

Но мальчик словно знал – он должен вести себя тихо.

И все обошлось – вскоре Марфа уже шла с малышом на руках через лес.

К старым заброшенным каменоломням.

Когда-то, еще в прошлом веке, в этих местах вели добычу белого камня. Но со временем все пришло в запустение, и каменоломни забросили.