Андрей Шляхов - Психоаналитик. Шкатулка Пандоры

— Можно рассказать поподробнее про игру в девственницу?

— Ты что, никогда порнуху не смотрел? — Анна приподнялась на локте и сверкнула своими ведьминскими глазами. — Это же классика жанра — папик соблазняет девственницу! Она стесняется, сопротивляется, пытается удержать на себе одежду, дрожит, кричит, а после непременно рыдает. Макс требовал, чтобы я рыдала лежа на животе, уткнувшись лицом в ладони. Его очень заводила моя дрожащая спина, нравилось ее гладить в порядке утешения. Иногда он так «наглаживался», что становился способен на второе действие. Ты интересуешься подробностями с научной целью или самому тоже поиграть захотелось?

— С научной, — серьезно, без тени улыбки, ответил Михаил. — Слезы, и тем более рыдания меня не заводят.

— Потому что ты хороший, — Анна снова легла и закрыла глаза. — Начиналось все с одежды — бюстгальтер, трусики, колготки, юбочка, блузочка, туфельки. Все самое скромное и никакой косметики. Затем я должна была сесть к нему на колени, и начиналась игра. Преодолевая мое притворное смущение, он раздевал меня и грубо трахал, несмотря на то что я умоляла меня пожалеть и все такое. В момент «входа» мне полагалось громко кричать, что мне больно, в процессе — стонать, ойкать и пытаться оттолкнуть его, а сразу, как он с меня слезет, начинать рыдать и обещать, что я все расскажу маме. Вот и вся игра. Сам понимаешь, насколько она мне нравилась с учетом моих… обстоятельств. Я каждый раз вспоминала, как лишилась девственности на самом деле, но отказаться от этой дебильной игры не могла.

— Почему?

— Сложно сказать… — по лицу Анны пробежала судорога отвращения. — В первый раз я была очень пьяной и очень доброй, тем более что отказывать было вообще неуместно, потому что у Макса был день рождения и отношения между нами тогда были… дружелюбными. А потом, не знаю откуда, в голове моей появилась мысль… Наверное, из книжек, из какого-то женского психологического романа. Я решила, что должна пережить все это несколько раз, только не всерьез, а понарошку. Тогда эта ледяная заноза в моей душе растает и я стану жить спокойно, не возвращаясь то и дело мыслями к тому страшному дню. Как это называется… Заверши свой гештальт!

«Гештальт — это концепция миролюбивого пофигизма», — шутил профессор Шидловский с кафедры экстремальной психологии.

— Это не так называется, — Михаилу пришлось моргнуть несколько раз подряд, чтобы прогнать слезы, навернувшиеся на глаза от пронзительного сочувствия к Анне. — «Глупость» это называется. От постоянного ковыряния старая рана никуда не денется, только болеть начнет сильнее. Ничего от такого, с позволения сказать, «моделирования» не растает, и ни от какой занозы ты не избавишься.

Анна хмыкнула и коснулась левой рукой деревянной спицы-заколки на затылке. В этот раз она собрала волосы в не очень тугой узел и заколола их по-восточному — двумя спицами крест-накрест. Пытливый ум мог бы истолковать две скрещенные заколки как проявление неосознанного стремления защитить свой тыл от нападения.

— В психоанализе есть такое понятие, как абреакция, — после небольшой паузы продолжил Михаил. — Это пересказ и вообще любое повторное переживание травматического события, которое, кстати говоря, может происходить и в форме ролевой игры. Абреакция помогает нам осознать подавленные эмоциональные реакции. Проще говоря, — позволяет выплеснуть скопившиеся и удерживаемые эмоции. Но! — Михаил по-менторски поднял вверх указательный палец, желая подчеркнуть важность своих слов. — Делается все это с помощью аналитика и под его контролем. Нельзя заниматься самолечением. Разве тебя в детстве этому не учили?

— Не помню я уже, чему меня учили, — отмахнулась Анна. — Но ты прав, мне все это самоистязание действительно не помогло. В какой-то момент я объявила, что больше не стану изображать девственницу, но очень скоро поняла, что дешевле все же будет изображать.

— Как так? — не понял Михаил.

— Макс при всей своей значительности и зашкаливающем самомнении был довольно примитивным человеком. Не поел вовремя — злился, не трахнул меня так, как ему хотелось, — тоже злился. И подолгу злился, дней пять мог меня грызть. В итоге так мне доставалось больше неприятностей, чем от самой игры. Я пыталась ему объяснить, что мне это неприятно, в подробности, как ты понимаешь, не вдавалась, но объяснения не подействовали. Он не мог понять мои мотивы и считал, что я просто набиваю себе цену… В жизни все так неоднозначно. Ты можешь презирать меня…