Андрей Шляхов - Психоаналитик. Шкатулка Пандоры

«В субботу позанимаюсь! — решил Михаил. — Никакой разницы».

По дороге домой Михаил думал об Анне. Вспоминал ее голос, ее улыбку, ее глаза, которые ассоциировались со словом «бездонные», запах ее духов… Ему было приятно и даже немного радостно сознавать, что Анна стала (точнее — вот-вот станет) его клиенткой. Он сможет познакомиться с ней поближе, узнает ее получше и, если все сложится… Если вдруг… Она свободна, он тоже свободен и от того… Впрочем, незачем так торопить события.

Профессиональное периодически брало верх над личностным, и тогда Михаил начинал думать о том, какие проблемы могли быть у Анны. В первую очередь он связывал их со смертью ее мужа. Потрясенная этой трагедией, Анна могла каким-то образом винить себя в ней. Осознанно или неосознанно, вольно или невольно, но винить. Когда у человека больное сердце, всегда можно связать его смерть с каким-нибудь стрессом, свежим или не очень. А стрессов там хватало, даже, наверное, с избытком. Муж умирает, причиной смерти названа острая сердечно-сосудистая недостаточность, Анна вспоминает какой-либо недавний конфликт пошумнее и связывает его со смертью мужа. «Виновата ли я?» — спрашивает она себя и отвечает: «Отчасти». Или скорее всего: «Виновата, конечно же, виновата». Все, приехали. Чувство вины пускает корни в душе и вынуждает Анну страдать. Возможно ли подобное? Разумеется, возможно. Анна бессознательно пытается избавиться от чувства вины, оправдаться перед своим «Сверх-Я», перед своим приобретенным бессознательным, но у нее ничего не получается…

— Это же элементарно! — сердился доцент Барсегов, когда студенты путали приобретенное бессознательное с наследственным. — Смотрите!

Барсегов рисовал в центре грифельной доски букву «я». Ножки у буквы были короткими, и могло показаться, что доцент рисует стилизованный автопортрет — пузатика на ножках.

— Это Я!

Над первым «я» появлялось второе — почти такое же, только с завитушкой сверху. Словно отросла заново у Барсегова шевелюра, а он с непривычки забыл причесаться.

— Это совесть ваша! — комментировал доцент. — Ваше воображение. Называется «Сверх-Я», поэтому и находится сверху. А снизу будет «Оно», то, что вам, в сущности, чуждо, то, что вы получили, сами того не желая…

«Надо бы заехать в институт, — отвлекаясь от темы, подумал Михаил. — Пока меня там совсем не забыли». «Пока не забыли» было кокетством, забудешь такого, как же.

Итак, Анна пытается изжить в себе чувство вины, но у нее ничего не получается. Она страдает. Это как раз тот случай, про который не скажешь «попытка не пытка». Пытка, да еще какая.

Возможно, что Анна пойдет по другому пути — попытается избавиться от вины через забвение, точнее, через вытеснение всей этой истории из сферы сознательного в сферу бессознательного. Ей на какое-то время может показаться, что она забыла, но на самом деле она ничего не забудет. Информация будет хранится в бессознательном в заблокированном состоянии, и стоит блоку исчезнуть, как она все вспомнит…

«В какие дебри меня заносит! — ужаснулся Михаил. — Как можно так себя вести? Как можно строить предположения и настраивать себя определенным образом, не имея ни грана объективной информации? Я же не гадалка!»

Хорошенько отругав себя за легкомыслие и поспешность, Михаил поспешил перейти от профессионального к личному и снова принялся думать о том, как славно улыбается Анна и как естественно она ведет себя. Ни капли кокетства, ни капли жеманства, а какое наслаждение от общения. Сразу видно — настоящая женщина.

Согласно канону, отношения между психоаналитиком и пациентом ни в коем случае не должны выходить за деловые рамки. Табу распространяется не только на секс, но и на неформальные встречи, приятельство, дружбу. Психоаналитики не должны сближаться с пациентами и не должны работать с родными и близкими. Исключения, конечно, возможны из любого правила, но из этого правила лучше исключений не делать. Себе дороже.

Опытный психоаналитик, профессионал и перфекционист, Михаил Александрович Оболенский намеревался грубо нарушить одну из основных заповедей психоанализа, да вдобавок старался заранее запастись оправданиями, хотя ему полагалось оставить все дела и броситься перечитывать дедушку-основоположника Фрейда, предостерегавшего своих неразумных и беспечных последователей от подобных оплошностей.

Неразумный мотылек, бодро взмахивая крылышками, летел на призывно мерцающий огонек свечи, не ведая о том, что впереди его не ждет ничего хорошего. Но огонек пока находился далеко, и потому какое-то время еще можно было обольщаться.