Наталья Андреева - Браки расторгаются в аду

– Извините, – я нервно хихикнула. – Я вовсе не о том. Меня обманули. То есть я сама обманулась. Это какой-то театр абсурда. В самом деле, откуда в лесу могло взяться тело мулатки? Понятно, что это моя мулатка. То есть мулатка моего мужа. Я – полная идиотка!

– Вы готовы? Тогда идемте!

И я шагнула в новую жизнь.

Сразу скажу, тюрьма не лучшее место, чтобы ее описывать, поэтому воздержусь. Достопримечательностей здесь немного, и все они не идут ни в какое сравнение с апартаментами Лувра, где мне дважды удалось побывать. Даже с инсталляциями или с перформансами, на которые нынче мода. Эти я бы с огромным моим удовольствием описала, чтобы доставить читателям эстетическое наслаждение. А вот интерьер моего нового места жительства, право слово, того не заслуживает. Хотя мне сразу намекнули, что за деньги можно устроиться и получше. А за большие деньги так и вовсе хорошо. Я обещала подумать.

Сокамерницы попытались сделать перформанс из моего появления в их скромной обители, но статья у меня серьезная, а характер, как вы уже поняли, не подарок. К тому же я неплохой рассказчик. Как только я поведала, «кто и за что», все женщины мигом приняли мою сторону и стали мне сочувствовать. Они так сочувствовали, что, право слово, я и сама начала себя жалеть. Кого, скажите, не бросали мужики? А тут – мулатка! На сорок пять лет моложе мужа! Вердикт моих товарок был однозначен:

– Сволочь!

– Русских им мало, этим богатым козлам!

– Жалко, что он не помер!

Это об Иван Иваныче. И масса эпитетов, которые я здесь приводить не буду. Потому что все они не выдержат никакой цензуры.

– И правильно сделала! Жаль только, что тебя подельница сдала! Вам бы заранее договориться…

Так мы договаривались. Кто ж знал, что ее столь быстро найдут?

Мне мигом принялись давать советы. Главная проблема: признаваться или нет? А если признаваться, то в чем? А в чем ни за какие коврижки не признаваться?

Слишком уж много против меня было улик. Но убивать Анжелу я не хотела. Какое-то время меня мучила совесть. Как ни крути, а по моей вине погибло хоть и бесполезное, но живое существо. Я готова была уйти в монастырь, чтобы всю оставшуюся жизнь замаливать этот грех, да кто ж меня туда отпустит из тюрьмы? Если бы существовала такая мера наказания, монастырей у нас сейчас стало бы больше, чем гипермаркетов. Потому что кто без греха? Меня так и раздирало покаяться.

– Ага! – сказала одна из моих сокамерниц, самая, видать, опытная. – Они лишь того и ждут! Как только признаешься, навешают на тебя всех собак.

– Да каких еще собак на меня можно навесить?

– Узнаешь, – загадочно усмехнулась она.

Потом у меня появилась мысль покончить с собой и тем самых искупить вину перед Анжелой. Но сокамерницы за мной следили день и ночь. Видимо, по моему лицу догадались, что жить я не хочу.

– Выбрось эту мысль из головы, – убеждали меня всем миром. – Ее все равно не вернешь. Надо бороться за себя.

В общем, убедили. На первом допросе я более или менее держалась.

– По-человечески я вас понимаю, Зинаида Андреевна, – ласково заговорил со мной следователь. – Понимаю, обидно быть брошенной после того, как было все, – роскошная жизнь, меха, драгоценности, э-э-э… – На этом, видимо, его фантазия иссякла. Он с досадой замолчал. А после паузы сказал: – Это был жест отчаяния, признайтесь.

– Я не отдавала распоряжения ее убивать, – пошевелила я пересохшими губами.

– Водички? – заботливо спросил он.

– Да, пожалуйста.

Какое-то время я пила воду, а он сочувственно на меня смотрел. Я понимала, что это прием такой, и все оглядывалась по сторонам: а где же злой следователь?

– Что с вами? – удивился он.

– Я ищу: где злой следователь? Где вы его спрятали? В шкафу? Под столом?

– Я могу быть и злым, – намекнул он. – Против вас столько улик, гражданка Царева, все ваши сообщники признались, а вы вот не хотите.

– Я признаюсь в том, что организовала ее похищение.

– Ага! – обрадовался он. – Лед, как говорится, тронулся! Как, когда, при каких обстоятельствах эта мысль пришла вам в голову? – Он деловито принялся записывать. Хотя я говорила на видеокамеру, чего тут писать? Но надо же ему было чем-то заняться. Ему, похоже, не нравилось просто меня разглядывать. Я в который уже раз пожалела, что потеряла свою привлекательность в глазах мужчин. Вот бы она где мне пригодилась!

– Продолжайте, – сказал он, когда я замолчала.

– А все.

– Нет, не все, Зинаида Андреевна, – все так же мягко сказал он. – Дальше начинается самое интересное. Ведь потом вы приказали ее убить.