— В чем дело? — спросил, нагоняя его Порхов,— Отстать хочешь?
Пашка смотрел на него снизу отчаянными, жалкими глазами и улыбался. Это было у них с братом фамильное свойство — улыбаться, что бы с ними ни случилось.
— Не втянусь я.
— Встать! — с яростью приказал Порхов.— Ну и работничков набрали.— Встать, тебе говорят!
Пашка встал бледный и злой, но все еще улыбающийся.
— Догнать остальных!
— Не больно-то командуй! — пробормотал Пашка, вышагивая по тропе.— А то здесь закон — тайга!
— Стой! — Порхов одним движением послал вперед коня и догнал его.— Что ты сказал?
Парень снял с плеча инструмент и смотрел снизу исподлобья, так и не согнав с лица улыбку.
— А чего? Ничего такого не сказал.
Порхов нагнулся и выдернул у него из рук лопату и кайло.
— Снимай мешок!
— Чего?
— Снимай мешок! Живо!
— Да чего вы, начальник,— заныл парень. На лице его больше не было улыбки.
— А то,— с бешенством наехал на него конем Порхов,— если тебе закон — тайга, я тебя из партии вон — и немедля!
— Простите, начальник! — сморщив лицо, тянул парень, вцепившись руками в лямки вещмешка.— Не привык я к воле, все время чего-нить трепану, а потом отмаливаю!
Порхов успокоился.
— На! — Он сунул Пашке его инструмент.— Моли бога за своего брата. Другой бы у меня в два счета обратно уже топал. И смотри, Паша, я таких, как ты, навидался. Что не так — и Корнилыч не спасет.
Теперь Пашка не отставал, и Порхов, качаясь в седле, мог спокойно обдумывать обстановку. Она не радовала. Но он чувствовал себя крепким и уверенным, как всегда, и готов был ко всем неожиданностям.
Впереди Альбина, нагнувшись с седла, разговаривала с высоким человеком в ватнике и потрепанной военной фуражке. Это был Колесников. Рядом с ним мелькали под неожиданным здесь беретом седые виски Соловово. Оба шли как-то особенно вольно, и это уже само по себе не понравилось Порхову. У них был какой-то слишком городской, не таежный вид. А впрочем, откуда тут быть городскому виду? Оба из лагеря. И сказали об этом при первом же разговоре. Дело не в этом, главное, Альбина что-то уж очень оживленно с ними разговаривает. И что она в них нашла?
Первые два года у Алексея с Альбиной все было замечательно. Потом появилась девочка, стало труднее, но самые плохие времена пришли, когда дочка умерла. Зимой у Альбины кончилось молоко, а девочка заболела ангиной. Альбина металась, в самой повадке ее появилось что-то звериное, что-то от рыси или тигрицы. Она требовала, чтобы он добыл молоко. Сделать это было невозможно. В северном поселке, , отделенном тысячей километров от населенных мест, не было коров. Раньше молоко завозили на самолетах. Теперь же молоко получали по талонам лишь несколько семей во всем районе. Альбина требовала, чтобы он пошел к секретарю райкома и любыми способами добыл молока. Он придумал другое: договорился с Азарьевым и авиаторами и улетел в Иркутск. Но когда он вернулся через двое суток, дочка уже умерла. Оказывается, вдобавок к ангине у нее было воспаление легких.
С тех пор Альбина почти не разговаривала с мужем. Ночи были для него мучением. Кровати стояли рядом, но любая попытка его приблизиться к жене вызывала такой жестокий отпор, что он поневоле прекратил их.
После Вальки Милютина не было в его душе человека, который бы так тянул и так озлоблял его, как жена. Обиднее всего было то, что он прозевал момент, когда началось охлаждение. Смутно он вспоминал, что и до болезни девочки уже было не все в порядке, но о причинах он не догадывался. Он любил ее, она это знала. Но ведь совсем недавно и она любила его. Куда же ушло все это? Порхов с яростью посмотрел на беседующих с Альбиной канавщиков. Впереди начинался длинный откос, и дальше между сосен светлела чуть отлогая поляна. Он тронул коня, проскакал длинную вереницу людей и лошадей и догнал Корнилыча.
— Тут заложим табор!
— Привал! — голосисто скомандовал, оглядываясь назад, Корнилыч и соскочил с лошади.
Пока суетились, развьючивая лошадей и растягивая палатки, Порхов присел было прикинуть завтрашний маршрут на планшете. Но работать ему не дали.
— Гражданин начальник! — позвал пришепетывающий от волнения голос.
Он вскинул голову. От палаток глядели на него канавщики, а перед ним стоял длинный парень, растягивая в пугливой улыбке щербатый рот и моргая веками.
— Ты тут откуда? — изумился Порхов,
— Дак вместе с вами,— сказал, заикаясь, Шалашников.— Куда ж мне от вас...
Порхов оглядел его с ног до головы, вид у парня был жалкий.
Читать дальше