Юлий Файбышенко - В тот главный миг

— Ты, девка, не пыжься,— сказал ей Хорь, направляясь к выходу.— Скидывай портки, власть переменилась!

Лепехин, стоя над женщиной, медленно и жестоко улыбался, растягивая толстые губы.

— Что, Альбина Казимировна,— сказал он,— непонятно? Погоди, то ли еще будет?

Женщина смотрела снизу, оцепенев.

— Лепехин!.— позвал Хорь. Тот выскочил из палатки. Перед дымокуром сидел на корточках Алеха-возчик, раздувал дымок, над ним стояли Глист, Актер и Хорь. У Актера в руках , был пистолет. Хорь держал карабин. Лепехин подошел.

— И гляди,— говорил Хорь своим тихим голосом.— Крикнешь — считай, нету тебя на свете.

— Не пужай,— сказал Алеха-возчик, вставая.— Пужаные мы.— Он шагнул было к палатке, но дорогу ему загородил Актер.

— Ты уж с нами побудь,—посоветовал он, играя пистолетом,— а то как бы чего не вышло.

Послышался конский топот. Все обернулись к гольцу. Сверху галопом шел вороной. На нем высилась фигура начальника.

— Вот будет потеха!—захохотал Актер. Он оттянул предохранитель и дослал патрон в ствол.

Порхов спрыгнул с коня, бросил повод и вдруг увидел винтовки в руках Лепехина и Хоря, пистолет у Актера.

— Что тут происходит?—спросил он, делая шаг к ним.

— Пистолет-то с собой, начальник? — спросил Лепехин, укладывая на плечо приклад.— А ну брось его на землю!

Порхов дернул рукой, и тут же три выстрела ударили в утренней тишине, три пули взрыли землю у его сапога. Он подпрыгнул.

— Не нравится!—с удовольствием сказал Хорь.— Отстегни пояс, фраер!

Порхов смотрел на них. Лицо его стало серым.

— Ну! — заорал Лепехин, целясь.— Бросай ремень, падло!

Порхов вспотел. Он смотрел в дула, направленные на него, и мучительно что-то решал. Актер резко обернулся, повел прижатым к бедру пистолетом. Полуодетые канавщики, вылезшие на выстрелы из палатки, шарахнулись обратно.

— Бросай ремень, сука! — теперь выстрелил Хорь. Порхов снова подпрыгнул.

Все трое, крича и веселясь, стали расстреливать землю у его подошв. Не успевая сдерживать инстинкт тела, Порхов все прыгал. Глаза его почти вылезли из орбит. Пот капал с лица.

— Алексей! — услышал он вдруг и увидел стоящую у палатки Альбину,— Алеша! Не смей унижаться перед ними!

Актер хохоча выстрелил в ее сторону. Но Альбина не дрогнула. В парусине палатки задымилась дыра. Лепехин и Хорь снова стали целиться в Порхова. У самых его ног рвануло землю, но Алексей Никитич не пошевелился. Тогда Хорь понял, что дело может затянуться. Он кинулся к Порхову и, пока тот все еще стоял парализованный происшедшим, сорвал с него пояс с кобурой. Актер втолкнул в палатку Альбину. Хорь заставил последовать за ней Порхова. Потом двинулись к провиантской палатке совещаться.

Возле нее бродили стреноженные лошади, чернело вчерашнее огневище. Хорь закинул полог, и золотой параллелограмм света упал на тюки и ящики, наваленные внутри двумя огромными грудами.

— Поглядим, чего тут у него было,— сказал Лепехин.

— Мука! — объявил он.— Гречка! Рис! Сольца! Это правильно, это Корнилыч молодец! — Он захохотал.— Для нас припасал. Начальство-то, Хорь, заботливое у нас было.

Хорь сидел почти в полусне. Он сейчас вспоминал сорок четвертый год, когда погорел с корешами на банке. Нюхали вокруг они две недели. По банкам в это время мало кто работал: давали за это «вышку». Время строгое, военное, про амнистию — никаких разговоров. Кое-кто из корешей дрейфил. Но он верил в свой фарт. Четыре года он уже шлялся на свободе, хотя за ним шел срок «десятка» и добавка за побег в сороковом, на четвертом году отбытия наказания. «Ксива» на этот раз была в лучшем виде. Паспорт и белый билет — он всегда добывал себе белый, чтоб не попасть под военный трибунал,— чище не придумаешь.

Банк они чистили на рассвете. Милиционера тяпнули по черепку, но не до «летального исхода», как выразился Профессор — лучший из медвежатников, встреченных им за все время веселой жизни. Они работали четко. У банка ждал военный грузовик. Один из шайки состоял при штабе округа. Подвел случай. В тумане не заметил патруль, и солдаты вышли прямо на них. Профессор после первого окрика побежал, это их и завалило. Он до сих пор помнит то ощущение странного спокойствия, когда из рассветного морозного тумана вывалилось четверо в полушубках, треухах и валенках, с автоматами на ремнях. Он уверенно шагнул им навстречу, у него был липовый документ на вывоз семисот тысяч денег на нужды Уральского добровольческого корпуса. Но Профессор, вынесший из дверей банка ящик, увидел четверых одновременно с ним, бросил ящик на мостовую и побежал. После третьего окрика его срубили из автомата, а остальных взяли, кроме Ежа. Тот попытался пришить финкой конвоира, но второй сторожил его сзади и убил на месте.