Андрей Остальский - Жена нелегала

— Ну и что, про-кон-суль-ти-ровал он тебя? — Татьяна скорчила такую уморительную физиономию, изображая важного и секретного консультанта, что в другое время Данилин расхохотался бы непременно, но сегодня ему было не до смеха.

— Не смейся… Контекст дал кое-какой, хотя, по-моему, так, на уровне популярного чтива. Разве что пару профессиональных жаргонизмов я усвоил. Например, «разведка с нелегальных позиций» — как тебе нравится?

— Фу, казенщина какая!

— Во-во. Ну, исторический очерк, и всякое такое. И вот когда мне показалось, что он разогрелся вроде, разоткровенничался слегка, к сути дела стали приближаться, так вдруг все рухнуло. Как только я дал ему письмо прочитать, он тут же, прямо сразу, прервал беседу и ушел. Довольно грубо, вообще-то.

— То есть что, буквально так — прочитал, оторопел и в ту же секунду сбежал?

— Получается так… Если только не совпадение такое нелепое… Ведь в жизни чего только не бывает. Может, ему просто дурно стало, я не знаю… выпить приспичило немедленно… Еще такое что-нибудь… Он же алкаш…

— И после этого он исчез?

— Да, Миша говорит, что пропал совсем. Может, прячется от нас — скорее всего. Правда, есть версия, что даже и увезли его куда-то…

— Увезли? Арестовали? Похитили?

— Ну что ты — чуть что, сразу похитили… Повезли, может, к начальнику какому на ковер. Тот ему сказал: хватит пить! И с журналистами хватит болтать! Ну и угрозы, как полагается… Я думаю, что-нибудь в таком духе.

— Ой, не нравится мне это, Данилин. Что-то совсем не нравится…

— Миша говорит, что его контакт тоже… того-с…

— Что — того-с?

— Что-что… испугался, вот что. В штаны наложил. Просил передать: в деле есть какая-то современная подкладка. Стремно, говорит, бросьте, не лезьте, а то пальчики обожжете.

— Ну, это они наговорят тебе с три короба, — сказала Таня. — Не верь! Вообще если ты теперь у нас в такие дела вникаешь, то тебе надо за правило взять — не верить им. Потому как скорей всего — неправда. Дезинформация у них называется.

— Легенда! — сказал Данилин.

— Во-во!

Таня замолчала, задумалась. Видно было, что внутри у нее идет какая-то борьба. Не хотелось ей, видно, чтобы письмо Джули осталось без ответа. Данилин вдруг догадался, что Татьяна почему-то ассоциирует себя с англичанкой. Хотя с чего бы это… Странность какая…

Но борьба закончилась, кажется, победой здравого смысла.

— Знаешь, что… может, конечно, это действительно элементарное кидалово на пятьсот баксов… Но что-то мне как-то не по себе… Оставь на самом деле эту историю. Другую себе найдешь, вон сколько всего надо расследовать. Одна коррупция в Центральной группе войск чего стоит… Если эту тему раскрутить…

— Ты думаешь, это безопасней?

— Ну, если не безопасней, то, по крайней мере, понятней… Вон ребята из «МК» не боятся…

— То есть интуиция твоя говорит: стоп?

— Говорит: опасность!

И вдруг Данилин понял, что чары развеялись. Действительно, чего это он так завелся? Да, черт с ними, со шпионами этими и с похищениями, которых, может, и не было никогда. Нормальные люди в другом, реальном мире живут.

— Ладно, Лобова, уговорила! — сказал он прежним своим, бархатным голосом. — Давай спать?

Таня сидела закрыв глаза. Вдруг наступила совсем другая пауза, долгая и наполненная напряжением до краев. Вот Данилин чуть-чуть подвинулся вправо, в сторону Тани, и снова замер. Она не могла этого не услышать, но никак не реагировала, сидела как истукан, вжавшись в угол дивана. Данилин рискнул подвинуться еще на какой-то сантиметр, потом еще на один. И вот они уже совсем рядом. Таня по-прежнему не открывала глаз, но загадочная полуулыбка-полугримаска появилась у нее на лице. Еще мгновение, и Таня сдвинулась навстречу, потом вдруг, как-то сразу, неожиданно, оказалась у Данилина на коленях. Не открывая глаз, она, точно слепая, ласково, нежно трогала его лицо кончиками пальцев, будто изучала его. Потом стала осторожно целовать его — в нос, в лоб, в глаза — во все, что попадалось на пути ее исследования. Вдруг слегка укусила его за ухо — Данилин даже вскрикнул от неожиданности, а Таня, не дав ему опомниться, нашла его руки, положила их себе на грудь. Под рубашкой у нее не оказалось лифчика, и Данилин вдруг ощутил такое острое, резкое возбуждение, какого не испытывал с женой уже много лет, как будто они вернулись в те давние достославные годы, когда только познавали друг друга. А впрочем, нет, тогда тоже все было замечательно — но иначе. Совсем иначе!