Джулия Корбин - Не возжелай мне зла

— Может, он принял наркотик случайно, — пытаюсь я найти хоть какое-то объяснение. — Может, кто-то подмешал в пиво?

— Да, иногда бывает, что друзья так шутят друг над другом. — Доктор Уокер покачивает головой, словно размышляет над этим вариантом. — Но, боюсь, гораздо более вероятно, что наркотик он принял сам.

Глаза щиплет, я моргаю, пытаясь унять слезы. Доктор Уокер как может мягко поворачивает меня лицом к фактам и убеждает в том, что я совсем не знаю, на какие поступки способен мой сын… У него своя жизнь, он вполне самостоятельно принимает решения. Как терапевт, я сама не раз говорила родителям подобные вещи. У нас в центре я занимаюсь тем, что провожу короткий, всего в нескольких недель, курс лечения молодых людей, попавших в наркотический штопор и решивших взяться за ум.

Но чтобы мой Робби! Никак не могу поверить. У него крепкий стержень, голова на плечах и хватает здравомыслия.

Доктор Уокер передает мне салфетку. Я вытираю щеки, потом комкаю в руке влажную бумагу.

— Главное, он жив и скоро поправится, — произношу я вслух, громко и уверенно, чтобы, услышав собственный голос, самой в это поверить.

— Давайте позвоним кому-нибудь из ваших друзей, пусть приедут, вам будет легче.

— Час назад я звонила отцу Робби, моему бывшему мужу, — качаю головой я. — Оставила ему сообщение. А так… Уже поздно, все спят, не вытаскивать же их из постели. — Выпрямляюсь и встаю. — Я в порядке. Все-таки это для меня потрясение. Ничего, как-нибудь справлюсь. — Напускаю на себя деловой вид, складываю руки на груди. — Что теперь?

— Можете повидаться с Робби. Он еще довольно слаб, но говорить в состоянии.

Хирург открывает передо мной дверь, ведет по коридору. Подходим к одной из процедурных, доктор Уокер отдергивает занавеску. Робби лежит на каталке на боку. На нем больничное белье, до пояса укрыт простыней. Мальчик он у меня долговязый, худущий, руки да ноги, все никак не поправится, хотя ест за троих. Ступни торчат, свисая с каталки, вижу, что носки на нем разные.

Доктор Уокер подвигает мне стул. Благодарю и сажусь.

— Пока оставлю вас вдвоем, — говорит он и задергивает за собой занавески.

Глаза Робби закрыты, дышит он медленно и глубоко, словно все произошло с ним давно, а сейчас он мирно спит в своей постельке.

— Робби, — глажу я его волосы. — Это я.

— Ммм…

— Как себя чувствуешь?

— Горло болит.

— Тебе делали промывание.

— Знаю. Я пытался выдернуть трубку, но она застряла.

— Шар сдувается, и тогда трубка выходит.

— Ага. Мне объяснили. — Он открывает глаза и тут же закрывает. — Стены все еще шевелятся.

— Скоро все придет в норму. — Я беру его за руку. — Завтра наркотики перестанут действовать, и ты у меня будешь как новенький. — Жду, что он на это ответит, но сын молчит. — Можешь сказать, как в твоем организме оказались наркотики?

— Нет.

— Робби… — Я поглаживаю его руку, ощущаю мозоли на большом и указательном пальцах, которыми он тренькает на гитаре. — Мы обо всем поговорим, когда тебе станет лучше… Сейчас только скажи — и, пожалуйста, не ври: ты принимал сегодня бутират?

— Нет.

— Это правда?

— Никаких наркотиков я не принимал, в пабе выпил только пару кружек пива. — Защищается он усталым, унылым голосом, словно у него нет сил даже говорить, а уж тем более обманывать. — И еще немного водки в клубе.

В точности совпадает с показаниями Марка.

— Ты ведь ничего не скажешь папе?

— Я уже оставила сообщение ему на автоответчике.

Он бормочет что-то не совсем разборчивое. Похоже на слово «козел».

— Он твой папа, Робби. Он любит тебя.

— Да сразу сделает из мухи слона. Ты его знаешь.

— Робби, тут и не надо делать никакого слона. Все очень серьезно. — Последнюю фразу я произношу через паузу: — Ты мог умереть.

— Да, но ведь не умер.

Он переворачивается на другой бок, чтобы не смотреть на меня, плечи его провисают. Я встаю и склоняюсь к нему:

— Хочешь, посижу с тобой немножко?

— Не надо, мама. Я очень устал. — Он открывает один глаз. — Спасибо, что пришла.

— Ну, тогда я пойду домой. Выспись как следует. — Я целую его в щеку. — Завтра вернусь с чистой одеждой. Я люблю тебя, помни об этом. — Снова целую его.

— Знаю.

Большего от него не добьешься, но мне достаточно, чтобы убедиться: с ним все в порядке. Ему уже гораздо лучше. Слава богу. Занавеску, выходя, не задергиваю и направляюсь в сторону приемной. Мне уже легче дышать, спина и шея распрямляются. С души словно камень свалился, теперь я уверена, что все еще можно поправить, что все будет хорошо. Только не надо спешить и забегать вперед, тем более я нутром чую, что Марк и Робби говорят правду.