Адам Данн - Реки золота

(Песня грома.)

Сантьяго ни разу не видел, чтобы спор с федералами заканчивался так быстро.

Рил, агент министерства финансов, был, образно выражаясь, побит и изгнан из участка за несколько секунд.

Представитель ФБР Тотентанцт через пару минут спустился по лестнице, громко топая и грозясь всеми карами Министерства юстиции.

— Не он первый, — пробормотал Маккьютчен, держа руки в карманах и снова, к отвращению Сантьяго, жуя яблочную жвачку.

Мора держали в одной из комнат для допросов уже почти два часа. Разумеется, все остальные находились за стеклом. Несло от него невыносимо, он весь был в гнилой требухе и в мульчированных овощах, смешанных с маслом и жиром, мочой и пеплом. На полу все еще валялись бумаги, которые уронил помощник районного прокурора, когда убежал поджав хвост через несколько секунд после того, как вошел к Мору, увидел его Рыбью морду и унюхал идущий от него смрад. Вынести его из всех федералов оказался способен лишь Тотентанцт, очевидно, проигнорировавший этот запах. Мор не замечал никого и ничего. Он молча сидел на стуле, держа руки на коленях и полуприкрыв глаза. «Может быть, — подумал Сантьяго, — Мор невосприимчив к людям — завидное качество».

Изгнал федералов в столь рекордное время человек пятидесяти с небольшим лет, плотный, щегольски одетый, с грубым морщинистым лицом, напомнившим Сантьяго звездчатый анис. Кисти его рук были широкими, темно-синий костюм сидел как влитой. Он назвался Девиусом Руне. Не предъявил ни значка, ни визитной карточки, никакого удостоверения личности. С ним были два человека, подле которых Сантьяго почувствовал себя мальчишкой на баскетбольной площадке. Глядящим на них снизу вверх.

— Я надеялся, — сказал Девиус Руне размеренным, методичным голосом, — привлечь немного меньше внимания.

Телесъемочные группы, газетные репортеры, фотографы, блогеры и студенты из Школы искусств «Тиш», Нью-Йоркской киноакадемии и Колумбийской школы журналистики, кишели, как мошкара, стараясь заснять несколько хороших кадров с запекшейся кровью на спортплощадке у переулка между Восточным Бродвеем и Генри-стрит, под Манхэттенским мостом. Не говоря уж о множестве местных ротозеев-китайцев, высоко поднимавших мобильные телефоны.

— Это был оправданный выстрел, — в который уже раз повторял Маккьютчен. — Мои люди представились полицейскими. Злоумышленник отскочил и собрался стрелять. Я был при этом. Я то же самое повторю в суде.

Маккьютчен все время защищал их, и Сантьяго был очень благодарен ему, хотя он говорил только половину правды. Именно для этого капитан решил поехать в тот вечер на место событий. Ему было очень важно убедить в правдивости своей истории Девиуса Руне, важнее, чем бюро внутренних дел, комиссара, районного прокурора. Если ему это удастся, заверил он Сантьяго, все будет в порядке.

— Конечно, — монотонно произнес Сантьяго. В глазах у него все еще плясали пятна от дульных вспышек. И того, что затем последовало.

— Да, конечно. Ну-ну, перестань.

Маккьютчен держался очень деловито. «Может быть, — отчужденно подумал Сантьяго, — он уже принимал участие в чем-то подобном».

Сантьяго — определенно нет.

У него все еще горели руки от кистей до плеч из-за нагрузки на мышцы, когда он нажал спуск «бенелли», после того как крикнул: «Замри, подонок», — громадному, затянутому в кожу призраку на огромном белом мотоцикле «БМВ Р14». После того как призрак повернул голову от парня, дрожавшего и плакавшего в нескольких ярдах за арочным входом на спортплощадку, к Сантьяго и дулу «бенелли», не бросая «Хеклер и Кох МП7» с глушителем, который они нашли позже.

И примерно в это время Мор, просидевший несколько часов в своем снайперском укрытии, выпустил из модифицированного карабина пулю четыреста пятьдесят восьмого калибра с расстояния в сорок шесть ярдов.

Девиус Руне, занявший укрепленное кресло Маккьютчена, сплел пальцы и не выглядел гневным. Плечи его были расслаблены, лицо с резкими чертами оставалось спокойным, почти вялым. Сантьяго не представлял, как можно быть таким бесстрастным после произошедшего.

И его это не интересовало. Перед глазами Сантьяго все еще стояло зрелище, как человек ка мотоцикле разлетелся в туче брызг, большой мотоцикл повалился набок, придавил его левую ногу, с хрустом вывернувшуюся из бедренного сустава.

Мор зарядил «бенелли» патронами двенадцатого калибра со снарядами осколочно-фугасного действия, пробивающими броню толщиной в полдюйма. Пуля Сантьяго оторвала злоумышленнику руку чуть пониже правого локтя, пробила кевларовый жилет и взорвалась под правым ложным ребром. Снаряд Мора пробил шлем злоумышленника и пронзил голову в полудюйме от затылочного отверстия. Значительный кусок передней части шлема — и головы — разлетелся траекторией, окончившейся на стопе аккуратно сложенных поддонов, где всего несколько часов назад лежали сотни фунтов карамболы.