Адам Данн: Реки золота

Тут Маркус Чок говорит:

— Ладно, Ренни, сентябрьская обложка твоя. Двадцать тысяч. Распишись здесь.

Тут мой телефон издает негромкий звук индонезийского гамелана. Должно быть, звонит Л. Время эта женщина угадывает до жути точно. (Думаю, она настоящая ведьма.)

Теперь мне просто необходимо убираться отсюда. Я делаю вид, будто читаю договор, но мой взгляд привлекает лишь сумма гонорара. Ставлю своей титановой авторучкой подпись внизу каждой страницы и отдаю их Маркусу Чоку; тот молча расписывается и возвращает мне мой экземпляр договора. (Пожалуй, цифровым подписям пора уже стать официально приемлемыми; чертовы юристы!)

Дальнейший разговор становится пустопорожним; главное дело сделано, мое присутствие необязательно, возможно — даже нежелательно. Это ощущение обоюдно. Обед заканчивается словно в тумане. Я оказываюсь снаружи на тротуаре, пытаюсь остановить такси, проверяю сообщения по мобильнику и вволю затягиваюсь сигарой. Мне везет; я останавливаю «форд»-«фризскую корову». Самое лучшее такси, когда я один. Хотя они хороши, безупречны и все такое прочее, эти раздельные сиденья делают развлечения позади почти невозможными. Если садишься на сиденье третьего ряда с женщиной, то рискуешь навлечь на себя гнев обозленного водителя, которому известны твои намерения, и он: а) боится из-за вас быть оштрафованным полицейскими, б) опасается, что вы там нагваздаете и ему потом придется убирать, или в) хочет понаблюдать. Поскольку в такси появляется все больше и больше видеокамер, не стоит нарываться на скандал из-за чего бы то ни было, кроме оплаты (если только ты не в деле с водителем).

Прежде всего главное. Недолгий разговор с Принцем Уильямом, и мы уславливаемся встретиться в баре на Брум-стрит в десять. Мне это удобно — оттуда почти прямой путь через город от того места, куда я сейчас направляюсь, и бар приличный, но не фешенебельный, недорогой, но классный. Принц скажет адрес новой точки, я сообщу его своим клиентам — потребителям «особого» и добавлю «легкие сорок» к тем двадцати, за которые только что расписался у Маркуса Чока. Люблю, когда дни получения легальных и нелегальных доходов совпадают.

Уделив внимание доставке, я обращаюсь к незабываемому удовольствию. Л хочет попозже избавиться от человека, считающего себя ее женихом, и не сможем ли мы встретиться на своем обычном месте примерно в половине одиннадцатого?

Вот так это происходит.

«Фризская корова» с ревом мчит по Пятьдесят седьмой улице, резко сворачивает на Седьмую авеню, бросив меня с моей эрекцией в неудобную позу на подлокотник дверцы, и мы едем через неоновый ад Таймс-сквер.

«Капитале» — современный храм для развлекающихся снобов; как он держится на плаву, не представляю. Остановившись перед этими колоннами с каннелюрами, этими величественно высеченными буквами, гласящими «Сберегательный банк „Бауэри“» (очаровательное наследие прошлого — никто больше не сберегает при нулевом процентном доходе), проходишь мимо каменных львов и каменнолицых охранников в замечательный главный зал с коринфскими колоннами, фризами, мозаиками и гелевыми пятнами.

Здесь дети привилегированных папаш хихикают, рисуются, сопят и флиртуют, их освещает сотня лампочек для удовольствия плотоядно глядящей публики постарше, которой по карману такое заведение. Здесь каждый банкир — паша, каждый управляющий фондом — хан. Это территория носителей фамилий, пишущихся через дефис, уединенных мест и гектаров изнеженной, пышной, полуобнаженной плоти. Она либо вызовет у вас тошноту, либо возбудит. Либо то и другое.

Здесь я и обитаю, как по желанию, так и по необходимости. Может, мне это не всегда по душе, но я научился плыть по течению.

Здесь средоточие безграничных возможностей.

Пусть игры начинаются.

После встречи у Шелли мне нужно высокооктановое горючее, поэтому я присоединяюсь к шумной толпе у длинной стойки, становлюсь за девицей в сандалиях, ремешки которых поднимаются под подол короткой плиссированной юбки. К тому времени, когда мы получаем свои напитки, я уже забываю ее имя. Она размахивает кивиритой, а я бережно держу двойную порцию мартини для необходимого обмена цифровых карточек. Здесь в отличие от улицы пялиться можно, это даже поощряется (а на улице мы все старательно избегаем смотреть друг другу в глаза; в нынешнее время за это могут убить). Поэтому мой не такой уж тайный взгляд на ее декольте и ягодицы не приносит мне кивиритового душа.